Я незаметно проследил за ним глазами. Он зашел под навес, где сидела спасенная нами китаянка с изуродованными ногами. Та испуганно вскинула на него глаза. Сафар, не говоря ни слова, протянул ей на открытой ладони заколку. Девушка с недоверием и удивлением смотрела то на его суровое, покрытое шрамами лицо, то на хрупкое серебряное сокровище. Затем медленно, очень медленно, протянула руку и взяла дар. И на ее измученном последними треволнениями лице впервые за все это время мелькнула слабая, неуверенная улыбка.
Увидев это, я тотчас отвернулся, стараясь, чтобы меня не заметили.
После того как хрупкий мир с казаками был восстановлен, я вызвал к себе двух проводников-китайцев, тех самых бывших рабов, что когда-то бывали на местных приисках Тулишена. Один был постарше, угрюмый и молчаливый, другой — совсем юнец, верткий и с быстрыми, умными глазами. Звали его Сяо Ма — Маленькая Лошадь. Я долго пытался вспомнить, где слышал это имя, но так и не сумел этого сделать.
Мы встали у карты, нарисованной бывшим приказчиком на шелке.
— Мне нужны глаза и уши там. — Я обвел пальцем россыпь клякс, обозначавших прииски. — Вы двое знаете эти места, окрестные тропы. Знаете, как прятаться, как обойти и, самое главное, как не попадаться на глаза. Пришло ваше время!
Лян Фу переводил мои слова.
— Ваша задача — под видом бродячих батраков просочиться в долину. Никто не должен вас заподозрить. Осмотрите каждый прииск. Мне нужно знать все: сколько там охраны, укрепились ли они, есть ли патрули. Живы ли рабы. Выясните все, что сможете, и немедленно возвращайтесь.
Я посмотрел на Сяо Ма. Он, в отличие от своего старшего товарища, смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде была не рабская покорность, а злая, острая решимость.
— Это очень опасно, — сказал я. — Если вас поймают, живьем сдерут кожу.
— Мы не боимся, Тай-пэн, — перевел ответ юнца Лян Фу. — Эти яо убили наших братьев. Мы хотим видеть, как ты сожжешь их фанзы!
Кивнув, я выдал им с собой пару лепешек, фляги с водой и ножи. Больше им давать было нельзя — это выбивалось бы из легенды о бедных поденщиках-кули. Той же ночью, когда над Хинганом взошла ярко-желтая ущербная луна, они, как два призрака, выскользнули из ворот и растворились в тенях. Нам оставалось только ждать
Прошло два дня тяжелого, мрачного ожидания. Мы латали стены, чистили оружие, тренировались в стрельбе — особенно нуждались в этом тайпины, — но все это было лишь способом занять руки, пока разум напряженно анализировал тишину, что шла с юга, со стороны Хинганского хребта. Отправленные в разведку Сяо Ма и его товарищ, казалось, растворились на этой враждебной земле.
Они появились на исходе вторых суток. Вернее, появился один из них. Когда дозорный на стене поднял крик, мы сначала подумали, что это нападение. Но это пришел Сяо Ма, и вид его был страшен. Он бежал, шатаясь, как пьяный, одежда превратилась в лохмотья, на лице запеклась кровь. Ворвавшись в ворота, он рухнул на землю, задыхаясь.
Когда его отпоили водой и перевязали неглубокую рану на плече, он смог говорить. Его старшего товарища убили — нарвались на разъезд хунхузов, когда уже возвращались. Уходя от погони, разделились. Выжил только он.
— Новости… — выдохнул он, глядя на меня воспаленными, лихорадочными глазами. Лян Фу тут же опустился рядом, чтобы переводить. — Ваша победа… она как ветер… как степной пожар… Слухи уже дошли до приисков.
По его сбивчивому, торопливому рассказу перед нами начала вырисовываться удивительная картина. Наша дерзкая атака на Силинцзы, самое сердце разбойничьей империи, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Система, державшаяся на страхе и силе, дала трещину. На двух дальних приисках, самых маленьких и слабо охраняемых, хунхузы, услышав, что гнездо разорено, а хозяин сбежал, просто ударились в панику. Бросив все, они разбежались по горам, пытаясь спасти свои шкуры. Рабы же, воспользовавшись моментом, перебили оставшихся надсмотрщиков и тоже ушли — кто в горы, кто в степь, кто куда. Там теперь царили хаос и запустение.
Но на двух центральных, самых больших и богатых приисках — «Золотом Драконе» и «Тигровом Зубе» — все было иначе. Туда, как мухи на мед, слетелись все уцелевшие после штурма Силинцзы. Самые верные, самые жестокие и отчаянные головорезы Тулишэня сбились в одну стаю. Они укрепили штольни, выставили засады, превратив прииски в настоящие волчьи логова.
— Они не бегут, — закончил свой рассказ Сяо Ма. — Они ждут. И они очень злы.