— О черт! — пробормотал один из матросов. — Он погиб.
— Нет, не погиб.
Хенниг обернулся.
Как оказалось, фонтан выбросил Брауна из тоннеля. Он лежал на палубе, мокрый насквозь, но счастливый.
Дружки Энглера из «крысиного прохода» бесследно исчезли. Потом надо будет обязательно с ними разобраться, но у Стэдмена были более насущные заботы. Схватив микрофон громкоговорящей связи, он крикнул:
— Фельдшера в центральный пост! Фельдшера в центральный пост!
Старший помощник замялся, не решаясь задать следующий вопрос. Он боялся ответа, который мог услышать. Наконец, переключившись на «козлиный рундук», Стэдмен спросил:
— Хенниг! Вам удалось спасти боцмана?
Аварийная команда не отвечала.
Поднявшись с палубы, Ванн попытался сесть на свое привычное место. Он весь был усыпан острыми осколками кружки.
— Что вы наделали?
Стэдмен попытался прочесть выражение его лица. Ванн стал похож на старика, который шагнул с тротуара и оказался на оживленной улице.
— Командир, мне известно о вашем договоре с Бледсоу и Энглером.
— Во имя всего святого, о чем это вы?
— Вы вынуждали лейтенанта Скавалло подписать заведомо ложное заявление, угрожая в случае отказа натравить на нее Энглера.
— Это неслыханная ложь!
— Нет, сэр, это не ложь. Ваш разговор записан на магнитофон… Весь до последнего слова. Вы полагали, будто находитесь в радиорубке одни.
— Вы подслушивали?
— Да, сэр. Мне не оставалось иного выхода. Теперь все кончено. Для вас, для Бледсоу. И для Энглера тоже. Уйдите достойно, помогите установить правду.
— Он блефует! — выпалил Бледсоу. — Ваше слово против его слова!
— Нет, вы ошибаетесь.
Через дверь, ведущую в гидроакустический комплекс, в центральный пост прошел боцман Браун. За ним следовали Бам-Бам Шрамм и лейтенант Хенниг с двумя матросами. Браун держал в руке две пары наручников.
— И мое слово тоже, командир, — сказал он, обращаясь к Ванну. — Я забрался в акустический тоннель. Энглер запер меня там, после чего меня проглотил океан, словно Иону. Что ж, Иона вернулся, и я тоже.
— Боцман, неужели вы могли подумать, что я имею ко всему этому хоть какое-то отношение!
— Командир, вы подвели нас на «Батон-Руже», а я, видит бог, позволил, чтобы это сошло вам с рук. Второй раз эту ошибку я не повторю.
Ванн беззвучно шевелил губами, не в силах произнести ни слова.
В центральный пост поспешно вошел фельдшер Купер.
— Лейтенант Скавалло ушибла руку, — сказал Стэдмен. — Старшина, займитесь ею. А когда закончите, проводите коммандера Ванна обратно в его каюту.
— Слушаюсь, сэр.
Стэдмен повернулся к навигационному столу, перед которым стоял Бледсоу.
— Мистер Бледсоу, вы арестованы. Лейтенант Хенниг, прикуйте его к чему-нибудь прочному.
— Слушаюсь, сэр.
Шагнув к старшему радисту, Хенниг с помощью своих матросов защелкнул у него на запястьях наручники. Матросы увели арестованного в носовой отсек, а Хенниг остался в центральном посту.
Лежащий на палубе Энглер зашевелился.
Подойдя к радисту, Браун перевернул его на спину. Наклонившись, боцман заглянул в бледные глаза, дожидаясь, когда они снова начнут видеть, после чего прижал Энглера к линолеуму.
— Беда таких подонков, как ты, в том, что вам предоставляют слишком большую свободу выбора. — Он склонился над Энглером, роняя ему на лоб капли ледяной воды, и, надев ему на запястья наручники, защелкнул дужки. — Я ее существенно ограничу.
Купер наложил Скавалло на палец шину. Обрезав бинт, он затянул его тугим узлом.
— Что дальше, командир? — спросил Уэлли.
Стэдмен подумал о листке бумаги с приказом, который лежал у него в кармане. Они с Энглером теперь собратья по несчастью. Оба оказались лишены свободы выбора.
Глава 28
«ДОХЛАЯ РЫБИНА»
10 августа
Китобойное судно ОМ-142. Чукотское море.
Наблюдатель на мачте, выбросив пустую бутылку за борт, крикнул:
— Киньте мне еще одну!
— Сначала найди нам кита, тогда можешь просить бутылку.
Капитан китобойного судна ОМ-142 откупорил очередную бутылку чего-то опасно напоминающего чистый спирт. Он занимался ловлей рыбы всю свою жизнь, хотя ОМ-142 лишь в третий раз был в Арктике, а киты, с научной точки зрения, рыбой не являются. Сделав большой глоток, капитан ощутил в горле знакомое приятное жжение.
Утро выдалось погожее. Поверхность Чукотского моря в районе мыса Шмидта оставалась зеркально гладкой, не тронутой ни волной, ни даже рябью. Океан был забит ледовой крошкой. Вдалеке на юге темной полоской тянулась северная оконечность Сибири. Море напоминало скорее большое озеро весной, только что вскрывшееся ото льда.