Без строительства охотничьих баз нам не обойтись. Уже сейчас нужно создавать охотничьи общества в городах, закреплять за ними промысловые угодья. Эти общества могут многое сделать в строительстве баз.
Мы много говорим и пишем о том, что пушнины, особенно соболей и ондатры, с каждым годом поступает государству все меньше и меньше. А поступать будет еще меньше. У охотников нет материального стимула добывать соболя. Иногда за одним соболем приходится охотиться неделю. Добыл, а он серый. Стоимость его — пятнадцать рублей, да еще выплатят тебе за него вначале половину, а вторую половину — через полгода. А какая разница промысловику. — на черного или серого соболя охотиться, сил-то на того и на другого одинаково затрачено. Повышение приемной цены на соболя привлечет многих охотников-любителей. Таким образом сразу будет решено несколько проблем. А пока государство ежегодно теряет миллионы рублей.
Глава 14;
Иду по следу Назарихи и соболя. А они все дальше и дальше уводят меня в хребет. Лес здесь густой и темный, смотрит на меня угрюмо, ропщет. Между стволами крутится ветер, играет хвоей, заметает следы. И чувствую я себя среди кедров чужим и одиноким. От этого усталость усиливается, ноги точно прилипают ко мху, прикрытому снегом. Не раз уже появлялась мысль: не повернуть ли к зимовью? Остановлюсь, послушаю тревожный шум леса — и снова вперед.
И надо же, день начался так хорошо. На восходе солнца за несколько минут убил четырех белок. И тут след соболя, Назариха пошла с азартом. Обрадовался. Наконец-то черная полоса неудач прошла.
И все дело испортил Орлик. Назариха почти настигла соболя: он кормился голубицей, которую на старых гарях еще не завалил снег. Орлик поднял глухаря и залаял. Соболь испугался и побежал.
И вот день уже на исходе, а поединок продолжается. Соболь оказался опытным, видимо, его уже не раз гоняли. Как только его начинает настигать Назариха, соболь ищет упавшее дерево, забегает на него и затаивается. Назариха добегает до дерева и мчится в обход. Соболь прыгает на след Назарихи и уходит по нему назад, потом где-нибудь в чаще свернет со следа.
Назариха добежит до конца дерева, а следа дальше нет. Пока разберется, что случилось, соболь уже утянет метров на двести — триста. Молодая собака давно бы его догнала. Назариха же не может, прыть уже не та.
Серый день начинает темнеть. Усиливается ветер. Я присматриваю место для ночлега. Выбираю ровную площадку между кедрами. У колодины раскладываю костер. Из глубины леса доносится протяжный вой. Назариха. Потеряла след, не знает, где я. Вот от обиды и завыла.
— Назариха! — зову я.
Прибегает, виновато смотрит на меня. Треплю ее по загривку.
— Ничего. Другого найдем, — успокаиваю ее.
Назариха, не разгребая снег, ложится недалеко от костра, кладет морду на лапы и закрывает глаза. Уморилась.
Прибегает Орлик. Ему хоть бы что, посматривает то на меня, то на деревья.
— Не стыдно тебе, Орлик? — отчитываю его. — Помочь матери не хочешь.
Треснула ветка. Орлик огромными прыжками убежал в чащу, через минуту вернулся и лег под деревом.
Ломаю ветки и сажусь на них у костра. Смертельно хочется пить. Котелка нет. На мое счастье, недалеко стоит береза. Валю дерево, отрубаю от нее чурбан, грею его на костре, сдираю бересту, а из нее делаю коробку и растаиваю в ней снег.
Утолил жажду. Теперь надо сушиться: телогрейка на мне от снега и пота промокла насквозь, брюки мокрые, промокли портянки. Если не просушить, то завтра мне не подняться. Развешиваю одежду вокруг костра.
Теперь дает о себе знать голод. Есть четыре белки. Обдираю. Две тушки отдаю Назарихе с Орликом, а две жарю себе. Одна на ужин, другая на завтрак.
Но что одна тушка после такого утомительного дня? Сейчас бы пирог из налимьей печени, сохатиную губу и стакан вина. На худой конец, хотя бы краюху хлеба и кружку душистого чая.
А ночь уже сгустилась. Деревья шумят. Устраиваюсь на ветках у костра, укрываюсь телогрейкой, жаль, что уж больно коротка. Ветер крутит. Пламя то длинным языком тянется ко мне, точно хочет лизнуть, то клонится в другую сторону. Снизу пригревает, а колени мерзнут.
Где-то недалеко с треском упало дерево. Не хватало, чтобы меня здесь прибило. И кто придумал эту охотничью жизнь? Вот она, цена соболя.
Начинаю дремать. Шум леса становится глуше. Сквозь сон чувствую запах паленины. Вскакиваю. Горит рукав телогрейки: прилетел уголек от костра.