И вот, наконец, станция Тайгастрой...
Новое полотно, ветвящиеся рельсы, крутые крестовины, конусы щебня, выкорчеванные лесные массивы, томительные остановки через каждые две-три минуты, плетенка лесов на воздухонагревателях и домнах, а там — вдали — новый город, дома, опоясанные большими окнами. И иной, совсем иной цвет неба, запах воздуха, тепло солнца...
У кого не замрет сердце?..
Надежда Коханец не отрывается от окна. «Получил ли Николай телеграмму?» Она ищет знакомую фигуру среди массы людей, снующих на вокзальчике; ей вдруг кажется, что она не узнает Николая... Она силится представить его сейчас — и не может...
Молодые инженеры поспешно покидают вагон, словно боясь, что их могут повезти дальше.
Борис Волощук нес свой и Надеждин чемоданы.
— Ты кого-то ждешь?
Надя еще на что-то рассчитывает. «Он здесь, только не может ее найти. Или замешкался...» Всю дорогу она думала о нем. Он должен быть здесь хотя бы потому, что она так ждала...
Потом она идет, усталая, точно после изнурительной работы. К калитке подошел комендант поселка Бармакчи.
— Кто тут инженеры из Днепропетровска? Не вы ли, товарищи?
— Мы! Мы!
— Пожалуйте к машине! Вот сюда, во двор.
Инженеры пошли грузиться и усаживаться.
— Легковые у нас на подтяжке, — как бы оправдываясь, сказал Василий Федорович.
— Ладно, обойдемся грузовыми.
— Иди сюда, скорей! Вот твое место! — звал Волощук Надю. Она покорно идет. Ей подают руки. Она взбирается, но очень неловко: колени упираются в борт машины, юбка узкая. Борис берет девушку в охапку и под смех ребят втаскивает через борт.
День солнечный, перед инженерами открывалась панорама строительства. Машины тронулись, набирают ход.
«Все это очень хорошо, — мелькает в сознании Нади, — но почему я одна такая несчастная?..»
Телеграмму о выезде на строительство молодых инженеров, переданных по разверстке ВСНХ, Гребенников получил несколько дней назад. Вечером он получил телеграмму из Новосибирска. Инженеров следовало ждать с часу на час. Он обрадовался и пошел к Журбе. Было часов одиннадцать вечера.
После возвращения из Москвы у Журбы накопилось много работы, и он пропадал то на площадке, то на подсобных заводах, то на ближних и дальних карьерах.
Гребенников нашел Николая дома. Журба сидел за столом и что-то писал.
— Получил телеграмму!
Журба взял телеграмму и, придерживая ее пальцами, сделал сначала из газетной бумаги закрутку.
— Что ж, в порядке. Людей разместим в доме молодых специалистов.
— Едут и вербованные. Вот вторая телеграмма из Свердловска. Я решил бросить завтра плотников на тринадцатый барак. Что скажешь?
— А не лучше ли, пока прибудут огнеупорщики для коксового, разместить вербованных в девятом?
— Можно в девятом.
— У меня есть сведения, — сказал Николай, — что среди молодых специалистов, которые едут к нам, немало партийцев.
В окно смотрело звездное небо, от реки веяло прохладой, и в воздухе не ощущалась цементная пыль, от которой обычно першило в горле. Николай посмотрел на свои сапоги, складочки которых забила грязь, потом снял их и, опрокинув, похлопал друг о друга. Насыпалась горка песку. Под кровать покатился камешек.
— Кстати, откуда ты знаешь, что среди прибывающих много партийцев?
— Мне писали...
— Кто?
Николай занялся аптечкой, висевшей над кроватью, вытаскивал пузырьки, смотрел на свет и, найдя нужное, вскрыл флакончик, затем смазал натертую ранку.
— Эх, ты, бездомный! И почему не женишься? — ворчал Гребенников. — До каких пор будешь холостяковать?
Босиком Журба прошел к окну и глубоко вдохнул ночной свежий воздух. В кармане лежало печальное письмо от Надежды, а под подушкой — радостная телеграмма. Девушка, которая стала ему таким дорогим человеком, должна приехать завтра. И он думал, чем бы встретить ее, что бы такое приятное ей сделать?
На рассвете Журба собрался в тайгу: на высокогорном лугу росло много цветов. Но едва, вышел, как его догнал посыльный от Гребенникова.
— Товарищ директор просит вас срочно зайти.
Журба вернулся. Гребенников был до крайности расстроен, таким Журба его давно не видел.
— Мне сообщили, что на Улалушинском заводе разворовали кладовую, рабочие сидят голодные. Черт знает что такое! Немедленно поезжай, разберись, успокой народ. Виновных вели арестовать. Бандитизм! С тобой едет уполномоченный ГПУ.
Делать было нечего. Николай написал Наде записку, но в последнюю минуту и записку увез с собой.
Инженеры приехали в одиннадцать часов утра. Гребенников пригласил их к себе в кабинет. Пришел Бунчужный.
— О, да тут мои старые знакомые! — воскликнул Федор Федорович, встретившись с Волощуком, Коханец, Шаховым и другими днепропетровцами. — Теперь будете на практике сдавать мне курс специальной металлургии!
Гребенников и Бунчужный провели беседу с молодежью, познакомили с планом строительных работ, прикрепили к участкам: Коханец и Волощука направили в доменный цех, Митю Шахова — на строительство мартена.
— Да ведь мы не строители, а эксплуатационники! — заикнулся Шахов.
— Расширять надо, товарищи, специальность! Расширять горизонты. Без этого мы не справимся со своими обязанностями, — заметил профессор Бунчужный, отлично понимая смущение инженеров.
— А теперь идите, товарищи, устраивайтесь, отдыхайте. До завтра!
И на новом месте у молодежи в первые часы после приезда стала такой вдруг значимой забота о себе: дом молодых специалистов, своя комната, свои соседи, примус, столовка ИТР, разные мелочи, которых не замечаешь за работой.
Искупавшись в реке — вода была очень холодная, горная, — Борис и Митя постучались в дверь к Наде. Она сидела на постели, усталая, побледневшая, такая необычная для товарищей, знавших ее несколько лет.
— Ты что? — спросил Митя, видя, что Надя даже не обернулась.
Она молчала.
— Что с тобой? Нездоровится?
— Ничего. Устала.
— А мы — за тобой. Давай побродим по площадке, по соцгороду.
Надя поднялась. Машинально надела синюю вязаную кофточку, поправила волосы, глянула в зеркальце.
На пустыре шла геодезическая работа, продолжалась стройка социалистического города; то там, то здесь высились горы кирпича. К заводской площадке беспрестанно подвозили лес, камни, огнеупор, металлические конструкции, прокладывали новые железнодорожные ветки; между Верхней колонией и заводом строился туннель для автомашин и пешеходов: товарные поезда задерживали автотранспорт иногда по нескольку часов, и рабочие предложили построить туннель. Он тянулся почти километр.
Инженеры прошли на площадку. В доменном цехе высоко поднимались две домны; пять воздухонагревателей стояли в лесах; под остальные рыли котлованы. На ярусах лесов висели красные огнетушители «Богатырь». На третьей домне шла сборка и ручная клепка опорного кольца. Заклепки нагревались на передвижной жаровне, у которой стоял щуплый паренек лет четырнадцати. На нем мятая кепчонка, рубаха без пояса, узкие порточки. Мальчик завистливо поглядывал на клепальщиков, которые работали у опорного кольца.
— Как звать тебя? — спросила Надя, заинтересовавшись мальчуганом.
— Сановай.
— Откуда?
— Алтай! — и он показал рукой на юго-запад.
— Нравится тут тебе?
— Ошинь...
Зубастой пастью вгрызался в землю экскаватор. Легко и бесшумно поднимались руки кранов; в прозрачном, как стекло, воздухе повисали десятки тонн леса, металла, кирпича. За отвалом кирпича на дверях небольшого временного сооружения висела табличка. Химическим карандашом было написано: «Комсомольская ячейка доменного цеха».
Инженеры ходили по участкам, спускались в котлованы, расспрашивали рабочих, что кто делал, как выполняют нормы, какие встречаются трудности в работе. В прокатном цехе на участке блюминга огнеупорщики выкладывали ячейки нагревательных колодцев. Ажурное сооружение занимало большое пространство и поразило молодых инженеров сложностью архитектуры.