— Я привёл Пак Чимина, как ты и просил. Только без глупостей, — неожиданно холодно произнёс Юнги, крепко сжимая локоть омеги и буквально подтаскивая его к пока ещё необозримому собеседнику.
Как и следовало ожидать: тот моментально развернулся на кресле, в котором довольно удобно располагался до сих пор, и Чимин ощутил лёгкое разочарование, перебивающееся сильным удивлением при виде главного злодея ложи, безумно опасного и неуловимого Пак Чанёля. Он ожидал увидеть татуированного бугая, шрамированного типа, от которого за километр веет опасностью и, возможно, лёгкими наркотиками, а вместо этого увидел… Абсолютно обычного парня, даже миловидного и, в какой-то степени, выглядящего намного более безобидно, чем сам Чимин.
У него были приятные глаза, мягкий овал лица и забавно встопорщенные уши, делающие его похожим не на межпространственного преступника, а, скорее, на спрыгнувшего с иллюстрации детской книжки полуэльфа. При виде него Чанёль несказанно обрадовался, и, словно до конца не веря своему счастью, вскочил со своего места, стремительным шагом подходя ближе.
Юнги выступил вперёд в предупреждающем жесте, но Чанёль словно не заметил этого, буквально сбивая Чимина с ног своими медвежьими объятиями. Ошарашенный подобным поворотом событий омега решил осторожно похлопать чересчур тактильного потомка по спине: столь аккуратный жест должен был либо подбодрить, либо отрезвить путешественника во времени, и, очевидно, Юнги размышлял примерно в том же ключе. Стало быть, это и являлось единственной причиной, по которой Чанёля не стали оттаскивать от всё ещё удивлённого Чимина за шкирку. Однако же, когда над ухом раздался еле уловимый шёпот, омеге сразу стало понятно, зачем были нужны эти «трогательные» объятия.
— Не бойся, я не собираюсь причинять тебе вред. Просто расслабься и не дёргайся, ладно?
Стоит ли говорить, что после этих слов Чимин напрягся только сильнее? Тем не менее, он едва заметно выдохнул в чужую ключицу — Чанёль оказался куда более тощим и высоким, чем он, и невольно пробудил в младшем лёгкий укол зависти к своим почти модельным параметрам омежьей фигуры. Хотя, если начать задумываться о том, кто действительно был младшим в их компании… Мда, по итогу Чимин выходил глубоким старцем, хотя Чанёлю в его нынешнем обличье никто не дал бы больше восемнадцати лет.
— Чимин, я так рад тебя видеть! — уже обычным голосом известил напряжённо ожидавшего их Юнги Чанёль. — Как твои родители? Возможно, тебе не говорили, но мы были очень дружны, пока… не произошло то, что произошло.
— Ты имеешь в виду, пока ты не украл хронограф и не поставил под угрозу систему, разрабатывавшуюся веками? — вклинился в разговор Юнги, гневно посверкивая глазами. — И прекрати уже сжимать Чимина, как любимую плюшевую игрушку, ему наверняка это не нравится!
— О, тебе правда не нравится, Чимин-и? — вкрадчиво уточнил Чанёль, даже не думая отнимать руки.
— Всё в порядке, — попытался успокоить Юнги Чимин, после чего, улучив момент, дёрнул сжимавшего его омегу за рукав и, пока не передумал, быстро прошептал: — Не выходи с нами никуда за пределы зала.
Чанёль выдержал абсолютно невозмутимое выражение лица, отчего условно младший начал волноваться, что его попросту не расслышали — настолько тихим и незаметным он пытался быть. Впрочем, в следующий момент его легонько погладили по спине, давая понять, что его предупреждение было принято к сведению. Чимин облегчённо вздохнул, с неким испугом подмечая, что Чанёль с первого прикосновения вызвал у него определённую симпатию — не такую странно-томительную, как Юнги, а вполне себе понятную и объяснимую.
От него исходило тепло, подобное тому, что возникало каждый раз, когда омега общался с папой или братом, да пусть даже с тем же Джэхёном или тётей Джису. Абсолютное умиротворение и ощущение безопасности, которое действительно сбивало с толку, особенно учитывая тот факт, что обычно Чимин не испытывал ничего подобного, можно сказать родственного, к людям, выходившим за круг его семьи. После случайной мысли, мелькнувшей в подсознании, стало невыносимо грустно: в любой другой ситуации они могли бы стать хорошими друзьями, но нет. Чанёль скрывается с хронографом где-то в недалёком прошлом, его ненавидит вся ложа, включая Юнги, а Чимин, вроде как, на стороне последних.
Вот дерьмо.
— Кстати, касательно системы, — Чанёль вдруг словно подобрался, покрепче перехватывая Чимина и неотрывно смотря на Юнги. — Подумай дважды, за кого ты воюешь, и осознай, какие вещи уже сделал или сделаешь в будущем ради своего ненаглядного Бога и Господина. Ты неплохой парень, я вижу, но, боюсь, твой мозг уже промыт до состояния невозврата. Отправляйся в своё время, Чимин присоединится к тебе в целости и сохранности.
Попадая в знакомый водоворот времени и видя, как в гримасе ужаса таяло перед ним лицо Юнги, Чимин понял для себя две вещи. Первое: Чанёль не просто так не разрывал с ним физического контакта и просил «не дёргаться». Второе: об опасности можно было и не предупреждать, ибо один хрупкий и миловидный омега смог поиметь целый консилиум из светлейших умов человечества, разрабатывавших план по его умерщвлению, и без его скромного вклада в это, несомненно, благое дело.
Иррационально и глупо, но Чимин верил Чанёлю, и не чувствовал для себя какой-то угрозы, чего не скажешь о Юнги, который успел побелеть, позеленеть и, наконец-то, нездорово покраснеть за какие-то две секунды — впору обращаться в Книгу Рекордов Гиннеса и конкурировать с хамелеонами. Конечно, осознав происходящее, отважный альфа тут же метнулся выхватывать его из лап «коварного злодея», но было поздно.
Слишком поздно.
***
… Они оказались на зелёной площадке, аккурат посреди буйствующей зелени и буквально в паре сантиметров от пеньков с расшитыми нитями подушками ручной работы: немного странный контраст, но смотрелось на редкость гармонично, более того, создавалось впечатление, что за полянкой тщательно ухаживают, если не живут. Чуть повернув голову, Чимин смог рассмотреть виднеющийся за деревьями двухэтажный дом, выполненный в лучших традициях то ли японской, то ли китайской архитектуры, популярной разве что много столетий тому назад. Омега поднапрягся, пытаясь вспомнить название вот таких вот домиков с изогнутой крышей, но быстро бросил эту затею, понимая, что всё равно не сообразит. От размышлений его отвлекло осторожное прикосновение к плечу: оказалось, Чанёль уже отпустил его, и теперь нерешительно мялся рядом, не зная, как убедить младшего в своих добрых намерениях после столь впечатляющего похищения.
— Если ты боишься, что я считаю тебя плохим человеком и прямо сейчас коплю воздух в лёгких, чтобы заорать — не стоит. Меня не воспитывала ложа, а того, что я слышал и видел не хватило для искренней ненависти, как у Юнги.
— Да, это я уже понял, — Чанёль ещё немного помялся и неожиданно широко улыбнулся. — Ты предупредил меня об опасности, и, хотя я прекрасно знал, что хранители попытаются прикончить меня при первой же возможности… Всё равно спасибо. Это тоже очень многое говорит о тебе, как о человеке: я знал, что Бэкхён и Инмён не могли вырастить кого-то плохого, равно как и жестокого. В самом деле, кстати, как они там?
— Папа хорошо, а отец… Он умер, когда я был совсем маленьким.
— Боже, мне так жаль, — на живом лице Чанёля отразился искренний ужас и сочувствие.
— Ничего страшного, — махнул рукой Чимин; ему вполне хватило двенадцати лет на то, чтобы научиться жить со своей потерей. — Кстати о более прозаичных вопросах: где мы?
— Точно, — хлопнул себя по лбу Чанёль. — Совсем вылетело из головы. Что ж, Чимин, добро пожаловать в 1435-ый год.
— Какой?! — непроизвольно вырвалось у омеги, и он с трудом преодолел желание максимально нервно взвизгнуть.