— Да хоть кто этот враг⁈ — заорал Сканнинг, которого бесило абсолютно всё. Начиная от необходимости прибывать сюда, чтобы доказать членам совета свой переход на пятый порядок и право присоединиться к ним. Стать одним из заражённых, которые решают, куда дальше следует идти их ветви человеческой цивилизации. И заканчивая этим местом, где всё буквально пропитано надменностью и высокомерием.
— Тот, кто должен был стать для человечества спасением, но грозит обернуться нашим полным уничтожением. Старая надежда, обернувшаяся смертельной угрозой. Те, кто дал нам возможность коснуться Та’ар. Сами та’арцы, — ответил Арчибальд, и после его слов наступила звенящая тишина. Даже Финн перестал охать, а рычание Сканнинга звучало лишь в его разуме.
Но долго так продолжаться не могло. Они собрались здесь не для того, чтобы просто молчать. Сканнинг пришёл заявить своё право на место одного из правителей заражённых. И плевать, какой враг появился во вселенной. Плевать на всё, кроме стаи. А раз такое дело, то он должен как можно быстрее вернуться и утихомирить бунтовщиков на Вериго, после чего начать подготовку своих систем к обороне.
— Я должен сам взглянуть на нового врага и только после этого решу, принимать навязанный мир со свободными или не предать памяти предков, погибших за возможность жить так, как этого хотим мы, а не Земная Федерация.
— Понятия не имею, что это за место, но оно мне не нравится. Люди определённо были здесь очень давно. Посмотри, сколько везде пыли. Хотя должна признаться, здесь очень высокая концентрация частиц творения. Пожалуй, это самое энергонасыщенное место из всех, где мне довелось побывать, — выдала Гея, когда мы оказались по ту сторону портала.
Любопытство всё же пересилило возможную угрозу оказаться в каком-нибудь опасном месте. Да и для владеющего третьего порядка, способного усиливать броню и создавать защитное поле, таких угроз было крайне мало. Разве что портал вёл в сердце звезды. Но вещь, созданная та’арцами, точно не могла угрожать чьей-либо жизни. Это и стало решающим фактором в решении шагнуть в портал. А ещё пять конструктов, которые сделали это раньше меня на пару минут.
Связь с ними не прервалась, и никакой угрозы здесь они не обнаружили. Всё же я не настолько безбашенный, чтобы сунуть голову в неизвестное место хотя бы без минимальной разведки. Да и место оказалось не таким уж неизвестным, когда я оказался здесь.
— А вот я прекрасно знаю, что это за место. И почему здесь столько пыли, а также высокий энергетический фон. Это резиденция профессора Гамильтона в системе Сириус. Место, которое стало точкой отправления для развития человеческой цивилизации. Под этим зданием находится храм цивилизации творцов, — произнёс я.
Гея уставилась на меня с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Даже старший Та’ар-интеллект можно удивить, что сейчас и произошло. Я невольно улыбнулся, после чего сделал несколько шагов, поднимая клубы пыли. После смерти профессора Гамильтона здесь больше никто не появлялся.
И дело было не в том, что правительство Земной Федерации не хотело попасть сюда и попытаться узнать секреты сильнейшего одарённого человечества, а в том, что они тупо не могли этого сделать. Гамильтон позаботился о том, чтобы даже спустя четыре сотни циклов после его смерти резиденция была надёжно защищена от посягательств извне.
Мы же попали сюда через портал, открытый пространственным маяком та’арцев, а против подобного даже Гамильтон не мог поставить защиту.
Интерфейс здесь не работал, инфополе также молчало, а вот все мои чувства обострились до каких-то невероятных величин. Хоть я раньше и не был здесь ни разу, но точно могу сказать, где что расположено. В каких комнатах раньше работал профессор и его гости. И вообще рассказать о его резиденции даже мельчайшие подробности.
Эти знания появились у меня в голове в тот момент, когда ноги коснулись пола на третьем этаже резиденции, где раньше располагались жилые комнаты. Я ощущал здесь небывалое движение частиц творения. Их концентрация была в десятки раз выше, чем на Вериго. Словно здесь находились мощнейшие генераторы, создающие Та’ар. Причём местный Та’ар чем-то отличался от того, что я чувствовал раньше.