Он помолчал, потом медленно кивнул и заулыбался:
— И сущей ерунды бы хватило, а Цира была очень и очень ловкой в делах.
— Да, это точно. — Джейн улыбнулась в ответ. — И она осела здесь, зажила припеваючи, они с Антонием сменили имена и вырастили детей. Думаю, их потомкам тут понравилось, потому что даже в мирные времена они не переселились на побережье. Пока Ангус в 1350 году не надумал построить этот замок. Почему он это сделал, Макдаф?
— Он всегда был необузданной натурой. Захотелось иметь свободу маневра, удобное гнездышко. Могу его понять, а ты?
— Я тоже. Когда вы узнали, что Цира с Антонием — ваши предки? Или это еще одна фамильная тайна?
— Нет. Думаю, решив осесть в Шотландии, Цира просто рвала со своим прошлым. В семейных преданиях нет и намека на пирушки в римском духе, на латинские корни. Как будто они с неба свалились и осели в этих краях. Ангус с Торрой были вольнолюбивой парочкой и не уступали ни в чем своим соседям.
— Торра?
— Это означает «Из замка». Подходящее имя для Циры, оно в точности отражало ее намерения.
— А Ангус?
— Это был первый из Ангусов. По сути дела, почти тоже, что Антоний.
— Если никаких преданий нет, то как вы узнали про Циру?
— Ты мне рассказала. — Что?
— Ты, Ева Дункан и Тревор. Я прочел это в газетах.
Девушка недоверчиво уставилась на Макдафа. Макдаф фыркнул:
— Не веришь? Это правда. Доказать? — Он взял фонарь и направился к стене, где стояли закрытые тканью предметы. — Жизнь — странная штука. Но это показалось мне уж чересчур странным. — Он снял драпировку, под ней оказался портрет, который он развернул лицом к Джейн. — Фиона.
— Бог ты мой! Он кивнул.
— Одно лицо.
Макдаф отступил назад и поднял фонарь выше.
Женщина на картине была молодая, двадцати с небольшим лет, одета в зеленое платье с глубоким декольте. Она не улыбалась, а взирала с полотна с нетерпением. Но в ней была энергия и красота, которые исключали всякую ошибку.
— Цира.
— И ты. — Он начал открывать другие картины. — Фиона похожа больше всех, но и у остальных есть сходство. — Он показал на молодого человека в одежде эпохи Тюдоров. — Смотри на рот — точь-в-точь рот Циры. — Он показал на пожилую даму с высокой прической и лорнетом в руке. — А эти скулы практически в каждом колене проявились. Цира определенно ставила на своих потомках печать. — Он усмехнулся. — Когда я узнал, что буду сдавать замок Тревору, все портреты пришлось снять со стен и спрятать.
— Так вот почему у вас там сплошные гобелены, — пробормотала она. — Но вы-то на нее совсем не похожи!
— Потому что я похож на Антония.
— Наверное. — Она переводила взор с одного портрета на другой. — Поразительно…
— Вот и я так решил. Сначала мне было просто любопытно. Я начал копать, изучать семейную историю.
— И что откопали?
— Ничего конкретного. Цира с Антонием искусно замели следы. Если не считать одного истрепанного письма, которое я обнаружил в бумагах Ангуса. По сути, это был свиток в бронзовом пенале.
— Письмо Циры?
— Нет, Демонида.
— Не может быть!
— И прелюбопытное. Тебе будет приятно узнать, что адресовано оно было не Пие, а Цире. Оно было в цветистых формулировках, но фактически — шантаж. По-видимому, вернувшись в Геркуланум, Демонид прознал, что Циру разыскивает Юлий, и решил попробовать содрать с нее больше, чем ему мог бы заплатить Юлий. Он писал, что готов встретиться с Цирой и Антонием и получить свой куш. — Шотландец улыбнулся. — Это была большая ошибка. Больше о Демониде нигде никаких упоминаний.
— Если не считать судового журнала.
— Журнал датирован тремя годами ранее. По-видимому, он оставил его дома, в Неаполе. Но когда я услышал о его существовании, решил, что должен попытаться им завладеть. Я не знал, что в нем, но не мог допустить, чтобы имя Циры начали связывать с моей семьей.
— Почему?
— Из-за золота. Оно мое и моим останется. Нельзя было, чтобы кто-то узнал, что оно может находиться не в Геркулануме. Если бы прознали про это место, тут бы камня на камне не осталось.
— И нашли бы?
— Все может быть. Мне пока не удалось.
— А откуда вы знаете, что его не нашел никто из потомков Циры? Нашел и спустил до последней монеты?
— Уверенности у меня нет. Но в семье всегда ходило предание об утерянном сокровище. Туманное, больше похожее на сказку — я ему никогда значения не придавал. Мне надо было с реальным миром как-то разбираться.
— С Грозаком и Рейли? — Джейн взглянула на портрет Фионы. Родственнице Макдафа явно выпала своя доля испытаний, но вряд ли их причиной были чудовища, для которых человеческое достоинство и жизнь — ничто.
— Тебя трясет, — заметил Макдаф. — Здесь холодно. Решила наведаться к Ангусу, а даже куртку не взяла.
— Не подумала. Пошла — и все.
— Очень на тебя похоже. — Макдаф подошел к столу и выдвинул ящик. — Но на сей раз я о тебе позабочусь. — Он достал бутылку бренди и плеснул в два стакана. — Когда работаю допоздна, всегда глоток пропускаю.
— И так легко в этом признаетесь?
— Я всегда признаю свои недостатки. — Он улыбнулся и протянул ей стакан. — Это позволяет мне не повергать окружающих в священный трепет перед моими многочисленными добродетелями и талантами.
— Вы невероятно скромны. — Девушка выпила бренди и поморщилась, внутри все будто огнем ожгло. Но уже в следующий миг в груди разлилось приятное тепло. — Спасибо.
— Еще?
Она покачала головой. Джейн вообще не понимала, зачем приняла от него стакан. Она не знала, верить ему или нет, а он ведь сам говорил, что никто не должен знать о связи его рода с Цирой. Безжалостный, упрямый тип этот Макдаф, а следовательно, с ним она не может чувствовать себя в безопасности. Тем не менее она сидит и распивает с ним бренди, причем чувствует себя при этом вполне уверенно.
— Дело не в холоде.
— Я знаю. — Он залпом осушил стакан. — Тебе досталось. Но бренди не только от холода спасает. — Макдаф забрал у нее стакан. — Глядишь, и ко мне теперь будешь помягче.
— Черта с два!
— Это была шутка. — В его глазах бегали озорные огоньки. — Мягкой тебя уж никак не назовешь. — Макдаф убрал бутылку и стаканы. — Ну что, скажешь Тревору, что я, возможно, сижу на его сундуке с золотом?
— Вы считаете, это ваше золото?
— Но Тревор же верит в слепой случай и любит прихватить то, что плохо лежит. И так будут считать все, стоит только этой истории раскрыться.
— Но вы же можете запретить посторонним появляться на территории замка.
— А вдруг оно не в замке? Сомневаюсь, что оно здесь. Я уже давно ищу хоть какой-то намек, какую-то ниточку и знаю здесь каждый закоулок. Конечно, оно может оказаться где-то на территории, если вообще не зарыто в горах, откуда переселился Ангус.
— Или его не существует вовсе. Макдаф кивнул:
— Но я бы не стал ставить крест. Цира не хотела бы, чтобы я опускал руки.
— Цира умерла две тысячи лет назад. Он покачал головой:
— Она здесь. Неужели не чувствуешь? Пока существует ее род и этот замок — она жива. — Макдаф встретился с ней взглядом. — Уверен, ты тоже это знаешь.
Джейн отвела глаза.
— Мне надо назад в замок, а то Тревор начнет меня искать. Я не сказала ему, куда иду.
— А он, по-видимому, не стал спрашивать, не желая ущемлять твою независимость. Он по-прежнему в тебе не уверен. Хотя ему хотелось бы обратного.
— Я не намерена обсуждать с вами Тревора.
— Потому что ты сама в нем не уверена. Секс — это еще не все. — Макдаф засмеялся. — Хотя тоже немало. Джейн, а родственную душу ты в нем видишь? Он дает тебе чувство, о котором Цира писала своей сестре? Как там у нее: «Бархатные ночи и серебристый рассвет»? Ты чувствуешь себя центром его вселенной? Ведь тебе это нужно!
— Откуда вам знать, что мне нужно?
— А откуда у меня ощущение, что я знаю?
— Из вашей самонадеянности. — Она сделала шаг к двери. — Не лезьте в мои дела, Макдаф!