Штаб по оказанию помощи пострадавшим разместился в Доме офицеров.
Утро уже началось? Или тянется бесконечная ночь?
Из 7 дивизии в штабе по спасению только офицеры — каплеи Сережа Хоменко и Андрей Иванец, его в дивизии называли младшим Иванцом. Они падают с ног от усталости. Они же и дежурили ночью. Только через день руководство придет в себя и организует работу по высшему классу. Пока же царит растерянность.
Из штаба Северного флота работают главный инструктор по работе с семьями Людмила Миронова и специалист воспитательного отдела Миша Онищук (потом он стал директором театра Северного флота). Еще с нами Алексей Буглак, начальник отдела по воспитательной работе Первой флотилии, да я. Вот и весь состав, основавший систему работы. До нас такого опыта не было, но мы об этом не знаем. Отвечаем на телефонные звонки. Они тягостны и обязательны. Третий раз на проводе Коми. Отец Димы Миртова спрашивает, есть ли известия? Кажется, весь мир верит, что этот ужас скоро закончится.
Телеграммы. Их много. Мелькает одна, короткая и искренняя:
«Братишки, держитесь!» Ясно, что она от русских моряков, никто в мире не скажет так просто и тепло.
С аэропорта звонит Света Романюк. — Куда ехать? — спрашивает она. — По телевизору передают, что родственники едут в Североморск.
На много-много дней телевизор станет путеводной звездой: его ждут, в него верят, на него надеются — и его боятся. В каждом доме телевизор включен весь день, люди спрашивают, почему не передают новостей ночью.
Через два часа приезжает Света Романюк. Сдержанная, тихая, аккуратно причесанная. Молча садится. Молча смотрит на нас. Мы — на нее. Она ничего не спрашивает, а мы готовились к утешениям. У нее даже слез не было. Потом их тоже не было. Светлана стала первой, кто приехал из отпуска. Дальше уже будет отработана схема встреч. Страшных в своей немыслимой простоте: врач, укол, стул, офицер, подхватывающий падающую женщину. И снова — врач, укол, стул… Позднее и кровати завезли в штаб. Падали молча. Некоторые кричали. Как Люба Калинина.
Мы с Людмилой Мироновой к ней утром пришли.
Люба начала кричать с утра. «Умничка!» — скажет о ней психолог из Мурманска Валентин Онегин. — Кричит, значит, горе выходит!»
Старшая дочка Калининых семилетняя Галя все понимает, держится к маме поближе. Светочке — только три, ей страшно с мамой.
— Светочка! Пойдешь гулять?
— Пойду! — она доверчиво вкладывает свою ручонку.
Любу Калинину вытащили со дна беды две ее прелестные девчушки. Ее материнский инстинкт станет спасательным кругом, брошенным на волны отчаяния.
Наташа Ерахтина смотрит на нас своими большими мечтательными глазами:
— Ну что? Есть новости? Мы киваем отрицательно.
— Я знаю, Сережа сильный, он справится! — говорит она спокойно. Она верит, что ее Сережа окажется сильнее океана.
Наташа все еще красива и ухоженна — маленькая мужественная девочка. Она останется последней, кто не поверит в смерть мужа.
В тот день, когда выдавали свидетельства о смерти, ее мама Татьяна Малюк сказала:
— Тише, тише! Пусть она верит! Ей так легче!
— Что? — словно очнулась Наташа. — А-а, это всего лишь бумага, — махнула рукой на свидетельство.
В квартире капитана 2 ранга Сергея Дудко дверь открывает его жена Оксана. Она смотрит непонимающими глазами и идет в комнату. На кресле полулежит мама Сергея — Зоя Петровна. Много лет она ждала своего подводника-мужа, дождалась его выхода на пенсию, вместе они уехали в тихую белорусскую деревеньку — подальше от холодного океана. И вот дождалась: сына не уберегла, Сергею оставалось служить совсем немного.
Черное известие, как огнем ожгло — жена и мать подводника сразу поняла, что беда пришла непростая, с собою взяла черный платок. Неосознанно, непонятно, зачем? Зоя Петровна, увидев нас, причитает. Оксана смотрит на нее и молчит. Мы понимаем — она в шоке. Мы приготовили кофе и сделали бутерброды, заставили ее сесть за стол и поесть.
Вечером встретили на улице стайку девчонок, среди которых и оживленная Оксана.
— Вчера ничего не ела. Вот утром кто-то приходил… — мы с недоумением смотрим на нее, она замолкает и задумывается, словно пытаясь вспомнить, были это мы или нет.
— Оксана! Ты какие таблетки принимаешь? — внезапно понимаю причину ее веселья.
— Ой, не знаю, — беспечно говорит она. — Много чего. И уколы еще. На несколько дней каждый «курский» дом станет маленькой лечебницей, где лекарства глотают без разбору и без назначения. Чтобы не чувствовать эту звонко-ноющую боль, от которой хочется кричать и кричать без передышки.