— Джесс, — мягко произнес он. Я опасливо подняла заплаканные глаза, ожидая увидеть, как миловидное лицо искажает презрение. — Мне жаль, что ты так узнала. Мне жаль, — вот и все, что он промолвил. Посочувствовал.
— Ты знал… И все знают? — Он не ответил, но этого и не требовалось. — Конечно, все знают, как не знать, что слуг лишают языка по приказу графа.
— Не думал, что ты так скоро встретишь одну из них.
— Одну из?! Сколько здесь немых девушек?
— Три. Анна, Эмма и Дейзи. — Я мысленно повторила имена.
— И... За что их так?
— За болтовню.
— Что же они говорили такого?
— Я не знаю.
— Как же вы остаетесь здесь, неужели не страшно?
— Джесс, тише.
— Неужели не представлял ни разу, как просыпаешься поутру, как есть, а к вечеру уже зияющая дыра во рту?
— Джесс…
— Почему? Почему кто-то все еще ему служит, раз эти слухи — правда?! — Дыхание сбилось от злости, охватившей меня. Джек оставался невозмутим.
— Потому что не все, что говорят — правда. И потому что его сиятельство не наказывает без причины. Они провинились, Джесс.
— Почему они не ушли?
— А куда им податься? Писать и читать не могут, говорить — едва ли. Судьба прачки после служения в большом доме не завидна, да и шептались, что все трое не желали поместья покинуть. По своей воле остались.
— По своей воле?.. — В голове не укладывалось. — Граф сам это сделал? Своими руками?
— А мне почем знать?
Проклятье, Джек! — я едва не ткнула его в плечо от досады.
— Пожалуйста, поверь, слухи, что ходят вокруг милорда, преувеличены — я здесь с детства служу, уже лет десять, и видишь, стою перед тобой, целый и невредимый.
— Быть может, ты никогда не попадался на глаза его сиятельства, вот и не вызвал в нем праведного гнева.
— Отчего же, я милорда знал еще до того, как графский титул принял. Он любит конные прогулки. — Мои глаза блеснули интересом. Стоит попытаться.
— И как он выглядит? Злобно? Как чудовище? Как слухи и говорят?
Он прыснул смехом и повернулся к лошади. Ловкие пальцы скользнули под стремена и принялись их затягивать.
— Вовсе нет. Обычный человек. Ни рогов, ни когтей, даже глаза красным не сверкают. Не красавец, конечно, да только кому это важно, когда в руках все земли Хэмпшира? Не всем удается быть красавцами. Я вот — везунчик.
Не в силах сдержаться, я ухмыльнулась. Буря, бушующая внутри, поутихла. Хитрец! Знает, что хорош собой, и пользуется этим!
— Ну вот, ты уже улыбнулась. — Он аккуратно подвел меня ближе к лошади, и я с удовольствием погладила ее по бархатному носу. В ответ раздалось довольное фырканье.
— Это значит, что ты ей понравилась.
— Как ее зовут? — спросила я, и вправду расплывшись в улыбке. Я обожала двух кобыл нашей семьи, а конные прогулки по бескрайним просторам Беркшира входили в число любимых занятий.
— Лалит.
— Лалит?.. Какое странное имя.
— Его сиятельство сам назвал, это его любимица. За ней всегда велит присматривать лучше всего, когда в разъездах.
— А куда он уезжает?
— Нам, простым людям, дела власть имущих неведомы. Зато ведомо, как настроение тебе поднять. — Он оглядел опустевший двор. — Мне Лалит объезжать велено, в ближайший пролесок путь держим. Проводишь нас?
В груди заискрились огоньки предвкушения. Они плясали, кружились внутри меня, разнося по телу волну грядущего упоения.
— О, Джек, мне бы очень хотелось, да только работа не ждет, а обед уже, наверное, и закончился.
— Не закончился, видишь, не вернулись еще слуги. Всего пару минут. Я никому не скажу. — Лалит фыркнула в подтверждение.
С моего лица еще полминуты сползала тень сомнения, пока я не расхрабрилась.
— Хорошо. Но только очень быстро!
— Как прикажете, госпожа. — Усмехнулся он, вручая мне поводья.
«Госпожа» — да, в прошлой жизни именно так ты бы ко мне и обращался.
Я похлопала красавицу Лалит по боку, но воздух вокруг разрезал ледяной голос.
— Джесс Лейтон.
Мурашки прокатились от затылка до самых пят, и я замерла, не в силах обернуться.
— В кабинет. Живо, — отчеканила экономка.
***
Выговорила она меня жестоко — до пунцовых щек, как несносного ребенка пристыжала, наказала всю неделю до рассвета подниматься и камины в северном крыле чистить.
Паста против сажи пахла отвратительно. Не так чудовищно — едко, выжигая легкие, как для чистки масляных светильников, но тоже совершенно невыносимо. Вот уже сорок минут я скребла каминное обрамление, представляя, как стираю суровое выражение с физиономии экономки.