Девушка настолько увлеклась рассказом о своей жизни, что не заметила прихода Дэвида Левинсона.
— Он ничего не слышит, — почему-то шепотом прервал ее доктор.
— Может быть, — ответила Эмма, — но я должна ему рассказать, то, что он наверняка хотел бы знать. А почему вы говорите шепотом?
— Не знаю, — задумчиво произнес доктор, — и мне показалось, что он слышит вас, хотя это, конечно, невозможно.
На следующий день в больнице она познакомилась со своей ровесницей медсестрой Сьюзан. Эта постоянно улыбающаяся, яркая блондинка вносила в унылую жизнь медицинского учреждения искру надежды. Она была необыкновенно мила ко всем больным, и сама предложила Эмме с особым вниманием отнестись к Карлу Рунге.
К удивлению и радости Эммы, Сьюзан взяла и над ней шефство, убедила ее в тот же вечер отправиться в танцевальный клуб и развеяться. Это было очень кстати, так как предыдущий вечер Эмма провела в Бостонской публичной библиотеке, решив выполнить задания, данные к началу следующего семестра. Девушка обложилась книгами, но перед глазами стояло ничего не выражающее лицо старого Рунге, думать о чем-то еще было просто невозможно.
Эмма с удовольствием приняла приглашение новой знакомой. Молодая медсестра танцевала как богиня, и от ухажеров у новых подруг не было отбоя. Сьюзан призналась, что пять лет училась в престижной танцевальной школе, но выбор сделала в пользу медицины и сейчас подрабатывала в этой больнице, надеясь в будущем получить здесь работу.
Эмма тоже в детстве училась танцам, а внешне была даже привлекательнее, чем Сьюзан. Роста Эмма была выше среднего, стройная, с красивыми рыжими волосами и зелеными глазами. Но в отличие от подруги Эмму нельзя было назвать яркой, ее красоту нужно было разглядеть. К тому же одевалась девушка скромно, неброско и недорого, хотя и со вкусом. Сказывались строгие религиозные взгляды матери, не допускающие вычурности и вольности в одежде, а семейный бюджет не позволял делать дорогостоящие покупки. Однако Эмма всегда старалась выглядеть элегантно, насколько это было возможно, и материнский аскетизм не разделяла, как не принимала столь популярный среди молодежи спортивный стиль «унисекс», который превращал девушек и женщин в бесполые существа.
Пролетела целая неделя, а состояние Карла оставалось неизменным. Доктор Левинсон осторожно предположил, что такое положение дел может продолжаться несколько недель. Эмма договорилась со своей новой подругой, чтобы та держала ее в курсе самочувствия деда, а сама уехала домой в Нью-Йорк. Через неделю после отъезда Эммы, Сьюзан позвонила ей и сообщила, что старый Рунге неожиданно для всех пошел на поправку. Эмма обрадовалась возможности наконец-то поговорить с человеком, который в их семье всегда был окружен ореолом тайны. Она попросила Сьюзан передать дедушке просьбу перезвонить ей, как только он будет в состоянии это сделать. Одна неделя сменяла другую, но звонка от Карла Рунге она так и не дождалась.
Эмма неоднократно звонила в больницу, но каждый раз ее переключали на медсестру Сьюзан Бековски, которая с сожалением сообщала, что Карл отказывается с кем бы то ни было разговаривать.
Когда Эмма в очередной раз позвонила в клинику и снова попала на Сьюзан, та сообщила ей, что ее дедушка в категорической форме отказался общаться со своей внучкой и потребовал, чтобы она его больше не тревожила. Такой отказ от общения был для Эммы неприятным, но не неожиданным. В конце концов, всю свою жизнь Карл Рунге старался держаться подальше от ее семьи. Эмма тоже не собиралась навязываться и решила впредь не беспокоить деда.
Эмма и Сьюзан продолжали перезваниваться каждый день в течение двух месяцев вплоть до выписки Карла Рунге из больницы. К удивлению всего персонала, их безнадежный пациент стал делать зарядку и перед выпиской совершал нескончаемые прогулки по коридорам лечебницы.
С тех пор прошло десять лет. Эмма получила известие о смерти деда и, как только смогла, прилетела в Бостон. Сразу позвонила своей старой подруге Сьюзан. Та была все так же хороша, как и в последнюю их встречу, только девичьи формы весьма округлились. Она стала доктором и занимала солидную должность заместителя начальника отделения. Успела выйти замуж, родить ребенка и развестись. Сейчас временно жила с родителями, по ее словам так было удобней для пятилетнего сына и для нее тоже.
Сама Эмма не стала, как мечтала, известной журналисткой и довольствовалась скромной должностью репортера светской хроники в небольшой газете. Личная жизнь оставалась неустроенной, а ее нынешний парень Джордж был зациклен на деньгах и на здоровом образе жизни. Они встречались уже два года, но жених не становился мужем. Перед самым приездом сюда они были на Гоа, в Индии, и там он жрал проросшую пшеницу и заставлял ее вместе с ним употреблять эту гадость вместо того, чтобы лущить омаров и крабов, как все нормальные туристы.