Марк отпрянул. Даже он, бесстрашный боец, почувствовал первобытный ужас. Это было не тело. Это был рубеж, тонкая пленка между бытием и небытием, и она рвалась. Кларисс не плакала. Слезы высохли. Остался леденящий ужас и невыносимая жалость. Она протянула свободную руку — не к Маховику, не к трещинам. К лицу Агаты. Дрожащие пальцы остановились в сантиметре от пепельной кожи.
— Зачем? — выдохнула рыженькая девушка, вся непостижимость этого безумия. Жертвовать собой? Ради чего? Ради них, которые сейчас в ужасе смотрят на нее, как на монстра?
Агата встретила ее взгляд. В глазах, горевших сквозь разрушение, не было ни боли, ни страха. Только бесконечная, тихая нежность. Как у матери, провожающей ребенка в опасный путь.
— Ради любви, — прошептала, голос был едва слышен, но каждое слово падало, как камень в тихий пруд. Улыбка стала чуть шире, чуть печальнее. — Просто… хочу, чтобы вы были счастливы. — сияющие глаза скользнули парню. — Вы все.
Слова ударили Марка, как физическая сила. Дёрнулся, будто от удара током. В памяти вспыхнули образы: Серж, корчащийся на полу Библиотеки Душ, его лицо, пепельно-серое от высосанной жизни. Люсиль, ее крик ужаса, когда тень Хранителя схватила за щиколотку, бледные глаза, полные преданности… к нему. Они были мертвы. Из-за Агаты? Из-за ее попытки их спасти? Гнев, вина и бессилие сомкнули горло стальным обручем. Он не мог вымолвить ни слова. Только смотрел на эту ходячую катастрофу, которая говорила о любви, рассыпаясь на глазах.
Кларисс не отводила руку. Пальцы так и замерли в воздухе. Мир сузился до лица подруги, до этих глаз, светящихся сквозь адскую паутину трещин. До тихого признания, которое звучало как приговор и как величайшая тайна. Любовь. Не романтика. Не страсть. Жертвенность. Безумная, всесжигающая, стирающая себя до пепла ради шанса на их счастье в другой версии реальности. В той, где они еще не попали в ловушку. В той, где Серж и Люсиль, еще живы.
Воздух вокруг Агаты загустел, завибрировал. Голубой песок в Маховике закружился вихрем. Портал открывался. Ценой еще одного куска истерзанной души.
Тиканье Маховика стало громче. Голубой свет залил пыльный холл. Портал звал. Выбор был за ними: шагнуть в сияющую бездну прошлого или остаться свидетелями окончательного распада и утраты.
Агата стояла, как живая руина. Пепельная кожа шелушилась, трещины пульсировали багровым адом, а голубой свет Маховика бросал на лицо мертвенные блики. Ее голос, когда он наконец прорвался сквозь хрип, был тихим, но неумолимым, как эхо из бездны:
— Вы… в тысячах реальностей…погибаете. — сделала паузу, будто перебирая в памяти бесконечные киноленты катастроф. Каждая — с их лицами в главной роли. — Разными способами. — глаза, горящие сквозь разрушение, на миг стали бездонно печальными. — Будь ваши души прибежищем инопланетных тел… или милых котиков, или ланей… — махнула рукой, жест, от которого посыпался серый пепел с локтя, обнажив еще лоскут мерцающей пустоты. — Всегда одно и то же. Жестокий. Печальный. Конец.
Взгляд внезапно заострился, в нем мелькнула старая, изъеденная горечью ярость:
— И этот придурок… вместе с вами… — Усмешка исказила пересохшие губы, горькая и бессильная. — Будто прикованный проклятьем на вечные страдания. Вечный спутник гибели.
Кларисс нахмурилась, пальцы бессознательно сжали Маховик так, что костяшки побелели. Интуитивный страх сжал сердце:
— Ты о ком? — Голос сорвался резко, требовательно.
Агата резко отвела взгляд. Маска на мгновение дрогнула, показав бездну усталости и чего-то еще…
— Ни о ком, — голос снова став ледяным и отстраненным. — Уходите. — подняла руку, указывая на рвущийся за спиной Кларисс и Марка вихрь света портала. Движение вызвало новый каскад трещин по предплечью. — У меня… не так много осталось. Чтобы попусту проводить время.
Последние слова прозвучали как приговор. Финальный отсчет.
Они шагнули. Не по своей воле, а повинуясь жертве. Портал всосал их — не в тоннель, а в водоворот ослепляющего золота и ледяного сияния. Их охватило не физическое движение, а каскад чужих жизней. Как это — быть мертвыми в тысячах реальностей? Мысли Кларисс метались, цепляясь за обрывки видений, пронесшихся, как вспышки молнии:
— Марк, падающий с обрыва в Туманых горах, его крик теряется в реве ветра.
— Серж, сгорающий заживо от прикосновения к запретной Книге Смерти, его очки плавятся на лице.
— Сама Кларисс, истекающая кровью на холодном полу темницы, шрам на руке пылает проклятым огнем.