Они добрались до места. Гейл отперла деревянную дверь, запустила генератор и, прежде чем включить свет, дала ему немного поработать на холостых оборотах. Она провела Лили по жутковатым коридорам, вырубленным в песчанике, и они оказались в похожем на пещеру помещении.
— Вот это да! — не удержалась Лили. — Что это за место?
— Мы находимся внутри пилона храма Амону Девятнадцатой династии. — Она показала ей на сложенные в дальнем углу кирпичи: — А вот здесь как раз то, что я хотела показать. Это древние египетские кирпичи, которые называются «талалат». Их использовали…
— Стоп-стоп, — прервала ее Лили. — Я могу это снять?
— Если хватит света — конечно.
Лили любовно постучала по камере:
— Она творит чудеса, поверьте! И передаст этот дух таинственности. — Сейчас она очень любила камеры, но так было не всегда. Она впервые с ними столкнулась в детстве — на праздниках и в школе — и тогда боялась и ненавидела их. Лили хватало того, что другие дети всегда разглядывали ее родимое пятно, но это происходило в ее присутствии, а при ней они не говорили ничего обидного. Но камера позволяла им забрать ее уродство домой, смотреть на него когда вздумается и насмехаться сколько заблагорассудится, потому что ее не было рядом, чтобы дать отпор.
Лили всегда давала волю своему богатому воображению, и это сильно отравляло ей жизнь. Иногда оно так разыгрывалось, что самым лучшим способом прекратить воображаемые насмешки ей казалась смерть, представлявшаяся долгожданным избавлением. Она даже начала сама себя мучить, отвешивая себе пощечины и втыкая ножницы в руку. Но однажды дядя, без всякой задней мысли, подарил ей ставшую ему ненужной портативную камеру. До сих пор воспоминания об этом оставались очень яркими. Одним приближением видоискателя к глазу она закрывала ненавистное пятно, что само по себе уже казалось чудом. Но главное — она получила власть, изменившую всю ее жизнь. Власть показать других хорошими или плохими. Сделать их по своему усмотрению красивыми или уродливыми. И она полностью воспользовалась этой властью. В ней открылся настоящий талант. Она обрела себя и почувствовала к себе уважение. И что особенно важно — нашла свое призвание.
Она распаковала оборудование, подсоединила провода, надела наушники, проверила уровень света и громкости, водрузила камеру на плечо и повернулась к Гейл.
— Так что вы начали рассказывать? — спросила она.
— Господи! — сказала ошарашенная Гейл. — Я думала, вы собираетесь снимать талалат, а не меня.
— Мне нужно все, — ответила Лили, которой не раз приходилось помогать людям избавиться от волнения перед камерой. — Не нужно нервничать. У Чарльза все расписано по сценарию. И он наверняка уже ничего не будет менять, поверьте. И вам все равно надо будет подписывать разрешение на выпуск. Так что если не понравится…
— Ладно.
— Спасибо. А теперь присядьте. Так. Выпрямите спину и посмотрите наверх на меня. Нет, не так. Подбородок выше. Еще немного. Вот так! Отлично! Теперь положите правую руку на кирпичи.
— Вы уверены? Я себя чувствую очень странно.
— Зато выглядите отлично! — улыбнулась Лили. — Доверьтесь мне. Я это умею. А теперь начните с самого начала. Представьте, что я ничего не знаю. Ведь это, стыдно признаться, очень близко к правде. Итак, что это за место? И что такое талалат?
III
В темноте вспыхнули красные стоп-сигналы пикапа и исчезли за невысокой грядой. Нокс не сводил с этого места взгляда и перешел на бег трусцой, чтобы восстановить дыхание. Он добрался до гряды, осторожно выглянул, но ничего не увидел. Он побродил в темноте и, отчаявшись, уже собирался вернуться, как услышал справа резкий металлический звук. Он взобрался на другую гряду и заметил на другой стороне припаркованный в низине пикап с выключенным двигателем. Никаких признаков жизни, только из ямы рядом пробивался слабый свет.