Петерсон всегда гордился силой своего характера, выдержкой и хладнокровием. Но сейчас ему явно не до спокойствия. Нокс наверняка расскажет о вторжении в свою палату. Даже если он не вспомнит вчерашние события, то описать нападавшего ему не составит труда, а Фарук тут же сложит два и два. Прямое отрицание всего Петерсону не поможет. Ему нужно алиби. Он должен вернуться на раскопки.
В этот момент открылось окно, и он увидел, как из него вывалился сам Нокс, приземлился на кучу песка, поднялся и, шатаясь, направился к дороге.
Петерсон почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Он действительно избран! Сам Господь пожелал, чтобы он это увидел! А из этого следовало, что он хотел, чтобы Петерсон закончил начатое. И преподобный знал, какую работу должен сделать, и принял свою миссию без колебаний.
Он включил заднюю передачу и проследил за тем, как Нокс садился в такси. Он проехал за ним через всю Александрию и остановился у высокого серого многоквартирного здания. Нокс неуверенно вылез из машины и исчез в подъезде. Петерсон нашел где припарковаться и подошел к табличке с именами жильцов. На шестом этаже жил Огюстэн Паскаль, самый знаменитый подводный археолог Александрии. Наверняка Нокс отправился именно к нему. Двери лифта открылись, и в фойе появились две женщины, занятые беседой. Петерсону нельзя попадаться никому на глаза, и он, опустив голову, вернулся к машине ждать удобного случая, который Господь наверняка предоставит.
ГЛАВА 18
I
Лили с любопытством наблюдала за тем, как Гейл спускалась к машине. То, как она вытащила из бардачка книгу Стаффорда, и нетерпение, с каким стала ее листать, напомнило ей об интересе, с которым она расспрашивала его насчет медного свитка.
Она не сомневалась, что за этим что-то крылось. Лили спустилась вниз и тихо подошла сзади — Гейл услышала шаги, только когда та возникла совсем рядом. Гейл быстро захлопнула книгу и опустила вниз, стараясь спрятать.
— Господи! — произнесла она, положив руку на сердце. — Как ты меня напугала!
— Извини, — ответила Лили, — я не хотела. — Она положила руку на плечо Гейл. — Ты уверена, что все в порядке?
— Да, все нормально. Пожалуйста, не волнуйся.
— Как я могу не волноваться? После всего, что ты для нас сделала.
— Это пустяки. Правда.
Лили позволила себе озорно улыбнуться.
— Все дело в медном свитке, так ведь?
Глаза Гейл расширились.
— Как ты догадалась?
— Ну же, Гейл. Игра в покер учит чтению мыслей. Давай! Выкладывай!
Гейл перевела встревоженный взгляд на Стаффорда, но желание поделиться оказалось слишком сильным.
— Ты никому не расскажешь? — спросила она. — По крайней мере пока я сама не разберусь, что это может значить.
— Даю слово, — подтвердила Лили.
Гейл открыла книгу и показала на группы греческих букв на снимке медного свитка.
— Видишь эти буквы? — спросила она. — Первые три произносились бы как Хен-На-Он.
— Хеннаон? — нахмурилась Лили. — Ты же не думаешь, что имеется в виду… Эхнатон?
— Да. Я так думаю.
— Но в этом нет никакого смысла.
— Это ты мне говоришь? — Гейл невесело рассмеялась. — Но медный свиток — это иудейский документ, а вы делаете передачу о том, что Эхнатон и Моисей — одно и то же лицо.
— Боже мой! — пробормотала Лили и взглянула на Стаффорда. — Мне очень жаль, Гейл, но ты должна мне разрешить рассказать ему.
Она решительно покачала головой.
— Он не обрадуется.
— Ты шутишь? Это же настоящая бомба!
Гейл протянула ей книгу Стаффорда:
— Ты это разве не читала? Он заработал себе имя и репутацию на утверждении, что сокровища медного свитка взяты из храма Соломона. А теперь ты собираешься ему сказать, что он ошибался и на самом деле они отсюда?
— Отсюда?
— Если это и правда имя Эхнатона, — подтвердила Гейл. — Он не может быть не причастен.
— Но свиток написан на древнееврейском, — возразила Лили.
— Но скопирован с другого, более древнего документа. Не исключено, что ессеи перевели его, когда снимали копию. В конце концов, если вы правы насчет того, что Эхнатон и был Моисеем, то ессеи стали бы самыми вероятными наследниками.
— Как это?
— Ты читала поэму Эхнатона «Гимн Атону»? По ней можно судить о его образе мыслей. Он делил все на свет и тьму, добро и зло. Точно так же считали и ессеи. Они называли себя сыновьями света и считали сражающимися не на жизнь, а на смерть с сыновьями тьмы. Они так же поклонялись солнцу. Они принимали Бога за «совершенный свет» и молились лицом на восток по утрам, призывая солнце взойти. Они даже носили с собой лопатки, чтобы закапывать экскременты и не оскорблять их видом солнце. Они использовали солнечный календарь точно так же, как и здесь. И Амарна, и Кумран расположены на одной оси — двадцать градусов южнее востока.