Потом привезли меня в госпиталь, возле озера Селигер. Он в траншеях, и они перекрыты в несколько накатов, там леса хватает. Шинелью накрыли. Лежу, ожидаю в очереди. Подходит врач:
— Вы не в этот госпиталь попали! Езжайте в другой.
Как — ехать? У меня ж ноги нет, руки нет. (Так мне казалось.) А пистолет у меня как был, так и остался. Я его достаю и говорю:
— Никуда не поеду.
И думаю: если что — убью.
Ну, потом главврач пришел и вытянул из моей руки пистолет. Но оставили меня в этом госпитале. Пролежал несколько, а потом уже перевели в Москву.
Бомбили два раза дорогой… При подходе к разрушенной станции Клин появились немецкие самолеты, начали сбрасывать бомбы и стрелять из пулеметов по вагонам. В нашем вагоне два человека были убиты и один — вторично ранен. Мы не видели, что делалось вокруг, почувствовали только, что машинист дал задний ход и отвел эшелон от вокзала.
В Москву приехали утром. Из вагонов нас выгружали на Казанском вокзале. Мы имели жалкий вид: обмундирование и шинели фронтовые облеплены засохшей окопной глиной, все в крови. Москвичи без слез не могли смотреть на нас.
Потом привезли в Академию имени Фрунзе, там госпиталь был размещен. Мест нет, так меня пристроили в вестибюле — громадном, красивом. Искупали нас там, побрили. Дали пищу — белого хлеба по куску и по котлетке. А еще по пачке папирос «Ракета». Лежишь сытый, покуриваешь. Постель была чистая и удобная. Впервые за всё это время я почувствовал себя спокойно, не было слышно ни самолетов, ни взрывов. Врачи, медсестры и няни проявляли к нам самое чуткое и дружественное отношение. Следует отметить, что медслужба находилась на высоком уровне на всем пути следования — начиная от фронтовых санитаров, которые под взрывами и пулеметным огнем, не щадя своей жизни, оказывали нам необходимую помощь.
Потом отправили нас в Горьковскую область, Павлово-на-Оке, где бритвы делают. Там в госпитале один раз в день было питание. Черного хлебца 600 грамм, а вместо сахара — две сливы сухих. А надо поправляться! Все-таки я кровью истек. Я дал медсестре полевую книжку, написал доверенность, она сняла деньги и купила буханку хлеба черного и огурцов. Братия ж голодная — только давай! — и мы поели всё. А потом уже на Урале. Полевую отдал сестре Клаве, чтоб еще денег взяла, там было несколько тысяч. А она не дежурит в этот день. Кинулся я — что такое? Послали за ней. Приводят…
— Как же тебе не стыдно? Ты ж знала, что нас сегодня эвакуируют! И унесла книжку!
— А я забыла.
Зажучить хотела.
На станцию «Черный Бор» нас привезли на машинах и поместили пока в зале. Когда подошел состав и началась погрузка, появились немецкие самолеты, началась бомбежка. Все легкораненые, кто мог двигаться, выбежали в укрытие, а лежачие остались на носилках — в том числе и я. Мне неоднократно приходилось бывать под бомбежкой и обстрелами. Но я никогда не испытывал страха. Но в тот раз было как-то жутко! В беспомощном состоянии, в закрытом помещении, а кругом рвутся бомбы, осколки залетают в окна. Особенно страшно стало тогда, когда воздушной волной от взрыва выбило дверь и разрушило стену. Все затихли, ожидая конца…
После отбоя тревоги нас быстро погрузили в вагоны.
После всех госпиталей, по которым меня мотало, я приехал в Москву — и сразу в «Минуглепром». Проходя по коридору, увидел на одной двери трафарет «Стаханов А.». Оказывается, он работал в министерстве в наградотделе. Мы долго с ним беседовали по всем вопросам прошлой и настоящей нашей жизни и переживаемых трудностей военного времени.
На приеме у замминистра я получил назначение в «Макеевуголь» на руководящую работу. Мне выдали единовременное пособие 500 руб. и железнодорожный билет до станции Харцызск. Для выезда из Москвы очень трудно было получить билет, т. к. много ехало людей с восточных районов в Донбасс, и по нескольку дней сидели на Павелецком вокзале.
На Павелецком вокзале я встретил инженера, получившего направление в Сталино. Он беспокоился, что за два дня не смог получить билет. Вид у него измученный, две ночи пришлось проспать, сидя в очереди за билетом у кассы. Мне стало жаль его, и я отдал ему свой билет — я-то мог ехать по военному литеру в вагоне ранбольных. Он очень меня благодарил и предлагал деньги, но я категорически отказался, сказав, что деньги у меня есть, а билет получил бесплатно, и пожелал ему счастливого пути. В 1952 году мы встретились с ним на областном партактиве, встретились как старые друзья и отметили нашу встречу.