Конец цитаты.
Вот пусть будет слово в слово. Кто мы такие, чтоб выкидывать слова из песни?
Глава 23. Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren
Короче, немки — это песня. Даже не песня, а — разные песни, которые я, бывало, с ними по пьянке пел.
Первая их песня, которой они меня научили — то есть не они, а она, курносая конопатая Barbel, — была их старинная.
Ich ging einmal spazieren, nanu, nanu, nanu!
Ich ging einmal spazieren, was sagst du denn dazu?
Ich ging einmal spazieren, bums, vallera.
Und tat ein Madel fuhren, ha ha ha ha ha,
und tat ein Madel fuhren, ha ha ha ha ha.
Sie sagt', sie hatt' viel Gulden, sie war von Adel, nanu, nanu, nanu, Ich braucht mich nicht zu schamen
— ну и так далее.
Bums fallera — это было так безобидно и весело. Как-то даже и вовсе не по-немецки, что отчасти мирило меня с их страной, с их мрачным прошлым, которое давило на меня. Да, вот эта пролитая ими кровь отравляла меня и заставляла мечтать про некую месть, про расплату. Потому что те палачи — не люди, надо вычистить от них землю и после счастливо смеяться, и никакой вины на тебе не будет никогда! Нас из школы возили в Краснодон, на экскурсии, и там рассказывали про комсомольских подпольщиков, про ту давнишнюю «Молодую гвардию». Фашистская тема — пытки, муки и казни. Жуткие медицинские инструменты, которыми раздирали плоть красавиц… Отрубленная рука их там главного комсомольца, которой, конечно, в музее не было… Когда нас толкнули к тому, чтоб мы поглубже вникали вот в это, в мертвое, тогда что-то тонкое и нежное человеческое в нас — убивалось, оно не совместимо было с обильными знаниями про то, как молодых веселых людей превращали в кровавое несвежее мясо.
И вот это вот страшное, пыточное, мясное, трупное — оно от этих немецких мирных песен как-то слабело и сдвигалось, хоть на время, на задний план, прочь с глаз. Бывшее становилось, по крайней мере начинало казаться — как бы и не бывшим. Ну вот ты с симпатичными девчонками в Рейхе выпил шнапса, и они, красавицы, сшвають, и ты с ними, ничо страшного же вроде в этом нету?
Другая, ее звали Инес, с севера, с Балтики, болтала на Plattdeutsch, на мекленбургском диалекте, как бы поморском.
Мы с ней то и дело напивались (она любила красное сухое, которое казалось в Совке в те времена досадным недоразумением и шло в ход только за неимением водки и портвейна), и она пела мне тихим звонким голосом, этаким виагрическим:
— Dat du min Leevsten bust, dat du woll weeRt, Kumm bi de Nacht, kumm bi de Nacht, segg wo du heeRt…
Это было ее мне признание. В стихах. Ну, пускай даже в чужих. Я понимал почти всё в этом забавном суржике, англо-немецко-идишном волапюке, который подсвечивал наш бесхитростный, как бы детский секс — какими-то яркими цветами, как обложки книг со сказками… Черт возьми, она меня умиляла и заводила своими песенками. Они были старинные и показывали, что немки всегда были веселые и не ломались, не выпендривались:
Kumm du um Middernacht, kumm du Klock een!
Vader slopt, Moder slopt, ick slap aleen…
Segg mi was Leevs…
meern steiht dat Bett…
Родители спят крепко, так что давай, заходи и в койку, только не шуми.
Ick slap aleen — это же почти английский! Да, дас ист фантастиш, практически. Я тогда попал в какой-то лингвистический рай, посреди которого стоял диванчик Инес, ненаглядной певуньи моей тогдашней.
Это было в некотором роде противоположностью моему любимцу Швейку, там пели несколько другое, погрубей:
Wenn i' komm', wenn i' komm',
Wenn i' wiederum, wiederum komm',
Kehr' i' ei' mei' Schatz bei dir…
Впрочем, и тут была поднята тема личной жизни — песня немецкая, но Швейк с кучей своих однополчан был чех, и это было чуть ли не «Прощание славянки».
И, кстати, еще про солдатские песни. Из немецких самая у нас известная, часто упоминаемая — Дойче зольдатен унд ди официрен, ну, так ее называют немецко-не-говорящие. Типа идут злые эсэсовцы и вот орут ее недобро, практически «Бей жидов».
При том что такой песни ваще нету, не существует, это такой как бы антифа-анедкот. А настоящая, из которой слепили ту придуманную, — совсем другая.
Wenn die Soldaten
durch die Stadt marschieren,
Offnen die Madchen
die Fenster und die Turen.
Ну вот идут солдаты, строем, и девки высунулись из окон посмотреть на парней в красивой форме. А как иначе?
Весна, тепло, погодка шепчет, все мысли про интим… Живые ж люди! Ну и дальше припев, с таким бодрящим уже пьяным началом:
Ei warum? Ei darum!
Ei warum? Ei darum!
И всякие варианты продолжения припева, из которых мне ближе был такой:
Ein Blums wenn der Pundra Sapundrassasa!
Не исключаю, что это может что-то да значить, а для меня это просто эх смешной набор звуков.