Однако ж та ночь прошла спокойно. После счастливица мне говорила, что у нее с ним это было всего один раз. Ну да, про что-то такое девицы часто врут. После его похорон, через пару дней, мы встретились с ней почти случайно, когда я приехал в его старую общагу, чтоб, прежде чем начать въезжать в новую жизнь, которая после него, — предаться ностальгии по старой, которой не стало и больше не будет никогда. Меня тянуло допить эту чашу. Я по своей воле отдавался ужасу, накручивал себя — вот, он только что был здесь, но теперь его нет нигде, нигде на земле, и это навеки! Хотелось, насколько я могу припомнить, помучиться, пострадать, и к тому же так, чтоб еще и получить от этого удовольствие. Откуда могло взяться такое странное, противоестественное желание? Да хоть оттуда, что людям, почти всем, редко выпадает возможность испытать сильные чувства. Поводов для этого не так много — но только таким манером человек и может убедиться, что он всё еще жив. Кто-то умер, а ты нет, твоя жизнь идет, и всё у тебя с ней, с жизнью, в порядке, у тебя с ней серьезно! Некоторые именно поэтому любят ходить по похоронам даже и малознакомых людей. Это как бы приобщает к трагическому, к высокому, как у Шекспира — бедный Йорик и прочее в таком духе. Один мой знакомый на это подсел, у него была такая тема: в ночь после поминок овладеть вдовой. Ну да, он извращенец, один из многих, они кишат вокруг, поди еще наткнись на психически здорового человека…
Обычно после похорон, какое-то время, всё, что было связано с дорогим покойником, — кажется ооочень значительным, полным глубокого содержания. Случайная веселая подружка Димона казалась в этом искаженном околокладбищенском свете — большой любовью всей его жизни. И я с должным пиететом стал к ней приближаться, ведя с ней пьяные разговоры о том, что и я, и я тоже был для него важным человеком, а не только она одна. И теперь мы оба вроде как безутешны. Ну, вот примерно про всё это я ей, разумеется, излагал.
Если покопаться в памяти, то много наберется таких примеров — когда после похорон тянет на это дело. Это, возможно, естественная реакция — отодвинуться подальше от темы мертвечины и гниения. В сторону жизни.
Не удивительно, что нас хоть и слабо, но неудержимо потащило друг к другу. Всё это произошло безрадостно и скомкано, как почти всегда в таких случаях — если нет ни большого чувства, ни неземной красоты, ни выдающейся любовной техники, а только протест против могильных червей и ада. Там же, в койке, я между делом сделал ей предложение. Обещал — значит, всё! Железно! Так я тогда это видел. Зачем она была мне нужна? Я тогда остро чувствовал, что кругом — нестерпимый космический холод, 273 по Цельсию, и это смерть окружает нас со всех сторон, и снизу, и сверху. И надо как-то от этого спастись, согреться об кого-то теплую. Насколько я помню, расклад мне виделся таким. Да и многие, а то, гляди, и вовсе большинство — как раз так и женятся. Потому так всё и коряво и несчастно у людей, почти у всех.
Мы после еще с ней встречались — не затрагивая, к моему облегчению, матримониальной темы. Одна из встреч прошла у нас за префом — и оказалась последней.
Я вызвался тогда играть мизер. Расклад был неудачный, но шанс оставался — они ж не знали моего сброса. Противники долго совещались — и таки зашли с бубны. Я с улыбкой бросил карты на стол.
— Постой! — воскликнула Дина, сразу смекнув насчет моего сброса. Ну-ка, подними карты! Игра продолжается! Сейчас мы переходим. С пики.
— Но ведь игра уже сделана. Le jeu est faite. Вы зашли, я открыл карты.
— Так не годится! Если мы не переходим, то твой мизер окажется неловленым! А так нельзя. Это нечестно!
— Что значит — нечестно? Отчего же вдруг — нечестно?
Мы не могли понять друг друга, ну вот приблизительно как красные и белые.
Она была взбешена, мы обменялись еще парой реплик, слово за слово, и в итоге всерьез поссорились. Не, ну я б женился, если б она напомнила. Пожалуй. Обещал же. Какое щастье, что есть такая вещь, как преф. Мое предложение руки и сердца таким манером обнулилось как в сказке, как в водевиле. Что наша жизнь? Игра, да. Легкомысленная и дурацкая, как это часто и бывает в быту. Вообще жениться я тогда мог легко, это казалось плевым делом — на фоне моих планов жизни. Жизни и смерти. Все-таки я тогда всерьез подумывал о ненавязчивом, ни к чему не обязывающем самоубийстве. Главная загвоздка была в том, чтоб найти способ избавить живых от возни с такой отвратительной штукой как труп, в который я собирался совершить transfiguration. Думаю, эта вот забота — как бы не испортить публике настроение собой жмуром — многих удерживает от окончательного расчета. Готовность жениться, перед смертью-то — чем же плоха? Мне все равно, а девушке приятно. Так почему нет? Такое можно себе позволить, вполне. И даже нужно, по-хорошему-то! Таков мой message людям, которые подумывают о возвращении билета: надо позабавиться напоследок! Развлечь почтенную публику! И еще же будет шанс: развлекаясь, человек, гляди, и передумает — вслед за тем же мной.