— Кого ж хоронят?
— Да вот — мать умерла.
— Как? Вчера ж была жива здорова, и вдруг — похороны!
Никто не удивился, когда на другой день гроб выкопали и стали разбираться. Убийство — вот что это было. Просто убийство. Ну, сын убил мать. Мою дальнюю родственницу, которую я за жизнь видел раза три. Убил он ее из-за денег. Ему надо было, а она всё спрятала и на уговоры не поддавалась. Угрожал — а она не боялась, ну сын же, ничего он ей не сделает. А сделал! Легко убить человека, который тебе доверяет. И даже любит.
Кстати, прошли годы, родственничек тот мой отсидел — и освободился! А уже в Донбассе шла война, так что, пропади какая старушка, никто б ее, скорей всего, и не хватился. Но когда на дворе мир, то всё сильно усложняется, всякие условности мешают жить. Не хотел бы я увидеться с этим теперь уже чистым перед законом дальним братом своим… Тем более в Донбассе. Тем более в теперешнем. Интересно, чем он там сейчас занимается?
… Про своего деда на войне — я думал и думаю так много и так часто, что это, похоже, главная тема моей жизни. При том что жизнь это не моя, а моего деда, давно покойного. Но вот тем не менее. Эти навязчивые мысли не вылетают из головы. И по ходу их думанья я замечаю странные вещи, которые иначе, скорей всего, остались бы незамеченными. Вот, нашелся как бы двойник моего деда. Ну двойник — это слишком сильно сказано. Но, по крайней мере, это человек, который шел похожим путем. Если б они встретились, то, думаю, им было б о чем поговорить. Особенно если без свидетелей. Но вряд ли они пересеклись хоть раз! Теоретически такая возможность была: перед войной и в ее начале оба они были в Москве. Вот что общего между моим дедом и Аркадием Гайдаром? Ничего, — казалось бы. А общее таки было. Да хоть то, что молодость оба провели похожим образом. Были, как теперь говорят, силовиками. А потом оба — почти одновременно — ушли из ЧОН. В самом начале 20-х. И встроились в мирную жизнь. Один пошел работать в шахту, другой — в газету. Странно — для меня, во всяком случае — что оба бывших чекиста в 1941-м сами просились на фронт, хотя их туда никто не тянул и даже не звал. Их даже не пускали! Аркадий стоял на учете в психбольнице, лежал в ней временами — ну куда ж тут на войну? У моего деда была бронь, шахтер же, на войну его не пускали, а послали на Урал, так он оттуда таки обманом протырился в армию, записавшись добровольцем. На фронт бежали как гимназисты. Какие были времена! Какие люди!
Вот что их, отцов семейств, немолодых уже людей, обоим в районе сорокеты, тянуло на войну? Высокие материи? Любовь к Сталину? Желание отдать жизнь за родину? Ну уж во всяком случае не военная романтика… Которой оба уж нахлебались в молодости. Что мы знаем про тех людей? Как можем их понять? Передалось нам от них что-то? Начнись сейчас война, побежали бы мы в военкоматы записываться добровольцами? Мне в какой-то момент показалось, что деды, оба, пошли на войну, чтоб смыть с себя вину. За ту старую кровь своих, которую они пролили в 20-х. Ту, что вытекла из тел безоружных людей, расстрелянных чекистами. Они, небось, хотели оправдаться, перед собой — так-то их никто не трогал, не винил за это. Ну, убивали, и ладно, «время было такое». Но, видать, что-то их грызло изнутри. Оба хотели наконец повоевать по-настоящему. По-мужски. Как воины, а не как каратели. Может, именно поэтому они с таким упорством рвались на фронт? Мне кажется, мой дед был счастлив, когда из пулемета бил немецкую пехоту. Нет места сомнениям, угрызениям совести — всё ясно, прямо и чисто. Всё — по самым высоким понятиям. По гамбургскому счету.
Егор Гайдар, в отличие от меня, был лишен живого общения со своим великим дедом! Это очень драматично и трагично, что — лишен. Дед Егора не передал внуку человеческого тепла и персональной энергии, вот не сложилось. Но зато не учил, как мой дед: торгашей всех если не расстрелять, то уж посадить-то надо. Такие вещи хорошо ложатся на нежную детскую психику. И в итоге Егор всё ж спокойней меня относился к рынку, к торговле и прочим не-романтическим вещам, и ничто не мешало ему любить товарно-денежные отношения — любить бескорыстно и оттого, может, особенно сильно и ярко.
Егор, небось, был неплохо осведомлен о деяниях своего знаменитого дедушки. Который проводил продразверстку. На своей земле, большой кровью. Мне кажется, он хотел как-то хоть символически что-то исправить, искупить вину предка, пытаясь построить в России капитализм, то бишь свободную экономику.