Выбрать главу

Пьетро подошел к Джулиано.

— Они что-то задумали, — сказал он вполголоса брату.

— Ну разумеется, — апатично ответил тот.

Содерини мельком глянул на карту, разложенную на большом, похоже алтарном, столе.

— Удивительно точная, — сказал он. — О-хо-хо! Вся Тоскана! И Романья! И новая переправа! Где ты взял такого картографа, Чезаре? Он стоит целого состояния!

Макиавелли почувствовал, что его пробирает мелкая дрожь, словно он стоял нагим на сильном ветру. Борджиа тяжелым взглядом следил за епископом. Внезапность появления флорентийского посольства в его штаб-квартире, похоже, ненадолго сбила его с толку. Он не говорил ни слова, ожидая, пока Содерини сообщит, что именно привело его в Монтефельтро и почему он так уверен в своей безопасности.

— Мессере да Винчи мой инженер и картограф, — медленно проговорил Борджиа. — И он действительно обходится в целое состояние.

Леонардо поклонился Чезаре, тот жестом подозвал его к себе. Да Винчи подошел.

— Мессере Содерини, — спросил Борджиа, — покажите мне на этой карте, каким путем вы ехали.

— Охотно, — кивнул епископ.

Он склонился над картой и стал медленно водить по ней рукой, указывая путь.

— Мы выехали из Флоренции, — сказал он, — и добрались до Болоньи. Там нас принял мой большой друг, кардинал Джованни. Слышишь, Пьетро? — слова, адресованные Пьетро, в которых Содерини упомянул третьего, среднего брата Медичи, были наполнены едким сарказмом. — Джованни просил нас передать тебе его наставление — будь кроток, ибо кроткие, как сказал Господь, наследуют землю.

Встретившись с Пьетро глазами, епископ улыбнулся так сладко и добродушно, что старшему из Медичи стало не по себе.

— Дорога здесь оживленная и относительно безопасная, — продолжал Содерини. — Здесь мы пересекли границу твоих владений, Чезаре. Нас разоружили, оставили почти без охраны и предложили попробовать добраться до твоего замка. Что ж, раз я здесь — живой и со всеми деньгами, — стало быть, Господь на моей стороне. Ибо, согласись, проследовать через твои владения, оставшись невредимым, все равно что испытание огнем. Лишь истинный праведник, верующий в защиту небес, способен на такое!

Чезаре Борджиа чуть прищурился. Похоже, эта игра ему надоела, и он спросил Содерини напрямик:

— Зачем приехал, Франческо? Уж точно не затем, чтобы расхваливать карты мессере Леонардо. Говори, чем скорее мы перейдем к делу, тем больше терпения у меня останется, чтобы завершить этот разговор.

— Зачем же так, Чезаре? — ответил епископ Содерини. — Мы приехали лишь с одной целью — выразить тебе нашу любовь и почтение.

Борджиа засмеялся, а затем резко умолк.

— Чушь. Не верю ни в твое почтение, ни уж тем более в твою любовь, Франческо. Я знаю, чего ты хочешь. Тебе нужно мое обещание не нападать на Тоскану.

Епископ удивленно вскинул брови:

— Право, я даже не думал, Чезаре, что есть вещи, которые могут тебя от этого удержать! Честно говоря, мы с мессере Никколо прибыли с двойной целью. Скоро ты, возможно, станешь правителем обширного государства. От Порто-Чезантико почти до самого Неаполя. Разумеется, дома мы сказали, что идем рисковать жизнью ради спасения родного края. Но на деле же, как люди практичные, мы хотим спасти только свою шкуру. Благоразумно принять твою сторону, пока это можно сделать добровольно. Потому я и говорю, что мы прибыли уверить тебя в своем почтении и самой искренней любви. А в подтверждение честности наших намерений, — епископ едва заметно показал глазами на Медичи, — предупредить кое о чем. Ты ведь уже решил, кто будет править твоим государством, не так ли? Так, может быть, ты спросишь у Пьетро, раз уж он здесь, зачем он ездил в Милан и почему так скоро вернулся?

Содерини изящно поклонился Чезаре, показав недюжинную гибкость.

Лицо Борджиа не изменило улыбчивого, шутливого выражения, с которым он слушал речь Содерини, но Макиавелли почувствовал, что герцог стал серьезным. Чезаре обернулся к Медичи, но и сейчас его лицо по-прежнему выражало что-то вроде снисходительного дружелюбия.

Содерини не сообщил Борджиа ничего нового. Еще утром Чезаре получил из Милана донесение от генерала Лоша. Где тот, в свойственной французам насмешливо-издевательской манере, описал, как Пьетро Медичи выпрашивал у него армию. «Видно, он сам понимал глупость своего положения и не очень настаивал», — писал Лош.

Пьетро слегка побледнел. Джулиано встал.

* * *

— Мне известно, что французы отказали тебе, Пьетро, — сказал Чезаре. — И ты вернулся ко мне, рассчитывая, вероятно, получить то, чего не дал тебе Лош. Да, мне обо всем известно. И раз уж зашла об этом речь, может быть, ты объяснишь?

Неожиданно заговорил тихий и обычно молчаливый Джулиано Медичи. Младший, самый высокий, тонкий и красивый из всех сыновей Лоренцо Великолепного.

— Позволь напомнить, Чезаре. Мы здесь не как просители, — сказал он тихим, но уверенным голосом. — Нам известны твои планы. Их легко угадать. Ты захватил средние земли. Флорентийцы пока откупаются, но надолго их не хватит. Король Людовик, подстрекаемый тобой, занял весь север. Ты объединишь свои и его земли под властью Церкви, и твой святейший отец — папа Александр VI Борджиа — коронует тебя в Риме. Так вы разом избавитесь от ненавистного Максимилиана. Довольно он побыл императором Священной Римской империи, не правда ли? Ты бы давно убил его, если бы обладал достаточной силой. Людовик, конечно, поймет обман отца и сына Борджиа, но уже будет поздно. Ты встанешь во главе огромной объединенной армии всех итальянских государств и обрушишь ее на юг страны. Франция не сможет удержать Неаполь. Должно быть, ты уже видишь себя императором Цезарем?

Борджиа слегка улыбнулся. Лицо его стало ласковым.

— Ты фантазер, Джулиано, — сказал Борджиа. — Теперь я понимаю, почему твоему брату, кардиналу Джованни Медичи, стоит таких усилий спасти тебя от инквизиции. Скажи, твои поиски философского камня хоть немного продвинулись? Мне бы сейчас не помешало золото. Наемники обходятся дорого, но если ты предложишь мне секрет изготовления презренного металла, я немедленно выступлю против флорентийцев.

Лицо старшего Медичи — Пьетро — вспыхнуло от гнева, он заслонил собой Джулиано:

— Ты не смеешь его оскорблять!

Борджиа, не меняя ангельского выражения лица, чуть помолчал и спросил:

— Почему?

— Он сказал правду. Мы здесь не для того, чтобы упрашивать тебя! Не забывай, Чезаре, мы дали тебе такое оружие, благодаря которому ты станешь настоящим императором. Народы сами присягнут тебе на верность и будут соблюдать клятву не из страха, но из любви и веры! Так что прекрати смеяться нам в лицо, Чезаре, и говори с нами как подобает!

Леонардо, стоявший у стола чуть поодаль и вносивший исправления в карту, на секунду замер, но не повернул головы. Разве что движения его карандаша замедлились.

Лицо Борджиа стало серьезным, глаза сверкнули, а брови едва заметно нахмурились.

— Надеюсь, ты понимаешь цену своих слов, Пьетро, — сказал он.

* * *

Макиавелли внимательно поглядел на епископа. Хотя Содерини хранил спокойное молчание, а лицо его было непроницаемо, секретарь Совета десяти все же понял — епископ наслаждается. Похоже, его план удался. Хрупкий союз между двумя враждующими кланами Медичи и Борджиа, едва наметившись, уже распадался. Скоро от него не останется даже воспоминания.

Епископ Содерини прервал напряженную паузу: — Пьетро, Пьетро! — вздохнул он, покачав головой. — Неужели ты думаешь, что, явив народу безымянную нищенку, которую вы нашли в какой-то деревне на юге Франции, ты сможешь убедить всех в ее божественном происхождении? Да будет тебе известно, сам Христос был признан сыном Божьим с огромным трудом. Даже если ваш великий кудесник мессере Леонардо изыщет средство превращения воды в вино или воскрешения мертвых, чтобы ваша мадонна Панчифика могла публично творить чудеса, — этого будет мало. Латеранский собор скорее распнет ее, дабы удостовериться, что на третий день она не воскреснет, чем признает твою правоту. Ты ввергнешь многие страны в кровопролитную войну на долгие годы и погубишь столько невинных жизней, что тебя скорее назовут новым Иродом, чем правителем Флоренции.