— Как это великодушно с его стороны! — в восторге воскликнула я. — Как это бескорыстие похоже на моего отца! Какое благородство!
— Это благородство было доведено им до абсурда, моя милая девочка, — оборвала меня леди Макуорт. — О честной любви можно и должно честно и говорить. А вот противопоставлять все богатства и почести мира чистой любви юной девушки и взвешивать, что перетянет, просто недальновидно и может быть названо эгоизмом с тем же успехом, как и благородством. Если бы Джудит не была богата и не владела бы Колверли-Кортом, он, я уверена, не стал бы обращаться с ней столь жестоко. Я посчитала, что Роджер неправ, и так ему и заявила. Но мне нечего было сказать дурного о майоре Грее, так что день свадьбы был назначен. Остальное, мне кажется, вы знаете. Она вернулась домой — дело было в Лондоне — и сказала, что порвала с ним. С той поры она неузнаваемо изменилась. И помимо того, с той же поры никакие мои попытки не могли заставить вашего отца помириться со мной. Но все-таки здесь кроется какая-то тайна. Это не только любовь, которую постигло разочарование. Мне кажется, что он теперь ненавидит Джудит и недолюбливает меня. В его записках с отказами приехать содержатся странные намеки относительно того, что можно было бы сделать. Я в полном недоумении. Я ничего не знаю. Я даже не могу строить догадки о содержании этих намеков, потому что у Джудит тоже есть своя тайна. Только вчера она сказала мне: «Он однажды вернется; но я еще не готова.» Тогда я спросила ее: «Так это зависит от тебя?» И она ответила: «Это мой крест, я родилась, чтобы нести его.» Вот и сами судите, что мне делать?
Невозможно было не пожалеть леди Макуорт; но мы ничем не могли ей помочь: Джудит было уже тридцать, и, как мы знали по рассказам Джона, чьи наезды в Колверли были регулярны, она не собиралась — да и не могла уже — избавиться от своего одиночества; она жила своей собственной жизнью, поглощенная, главным образом, благотворительностью, никогда ни с кем не советовалась и только изредка просила леди Макуорт стать хозяйкой замка, а ее, Джудит, оставить в покое и дать ей жить так, как она хочет.
Все это мало-помалу было в тот вечер сообщено нам ее матерью вперемежку с тысячью милых извинений, так что между нами нежданно установились самые дружеские отношения; леди Макуорт была тронута нашим вниманием к ее бедам и выразила надежду на то, что наш приезд не пройдет даром, а принесет ей долгожданное облегчение. Так незаметно пролетело время, и пришла пора отходить ко сну.
IV. Голос в ночи
Мы все вместе вышли из комнаты; но только оказались за дверями, как леди Макуорт окликнула миссис Джеймс, и они вместе немного отстали, оставив нас с Джоном одних. Он, прекрасно зная дом, провел меня по боковому коридору в глубокую нишу с большим окном, помогавшим освещать эту часть замка, в которой стоял стол и два дивана по его сторонам, упиравшихся в стену. Лампа под потолком изливала вниз довольно сильный свет, и мы заметили высокую женскую фигуру. Стоя у незанавешенного окна, женщина пристально всматривалась в темноту. Услышав наши шаги, она обернулась.