— В таком случае откуда у вас такая уверенность, — начал Марбери, откинувшись на стуле, — что этот человек…
— Он исчез из всех документов!
Глаза под маской не мигали, но губы Самуил напряженно поджал.
— Понимаю, — коротко кивнул Марбери.
— Надеюсь, что понимаете, — проскрежетал Самуил. — Итак, продолжу рассказ. Мы представили этого человека домочадцам Сидни для удостоверения его личности. Дряхлый слуга Джейкоб, у которого память на лица пережила память на имена, узнал его. В списках оплаты работников сэра Филипа этот человек числился просто как «монах». Этот монах нам и нужен. Мы могли бы представить некоторые свидетельства, что он обладает способностями…
— Вы хотите сказать, что у этого человека имеются рекомендации, — протянул Марбери, — которые я могу показать другим, но рекомендации эти сомнительны. В чем-то они верны, но проследить источник невозможно. И, полагаю, вы не назовете мне настоящего имени этого монаха и ничего больше о нем не скажете.
— Не скажу, — подтвердил Самуил. — Добавлю только, что некоторое время он провел в итальянской тюрьме, однако не как преступник. Этого вам должно быть достаточно.
Инквизиция… Марбери сложил ладони, думая, что человек, которого он нанимает, пережил и «убеждения» Елизаветы, и пытки инквизиции. Железный человек.
— Как вы сказали, — настаивал Самуил, — необходимые бумаги подделаны, документы подписаны, слабые души подкуплены. Наш человек внедрится к вашим переводчикам и вынюхает убийцу, что вам и требуется.
— Возможно, но мне понадобится официальный предлог для его присутствия. Как вы понимаете, у меня тоже имеются документы, которые нежелательно предъявлять, и любопытствующие мелкие чиновники.
Самуила это не смутило.
— Он ученый. Скажете, что он — наставник вашей дочери.
— Наставник Энн? — Марбери кашлянул. — Но она уже взрослая. В двадцать лет поздно брать наставника.
— Незамужняя! — единственное слово, произнесенное Исайей, было свинцовым. — И воображает себя знатоком богословия!
Сгоряча Марбери чуть было не спросил, откуда эти люди столько знают об Энн, но, подумав, он воздержался от вопросов.
— Она — дочь своего отца, — не без гордости произнес Марбери, — и она откажется от наставника.
— Насколько нам известно, она интересуется не только теологией, но и различными греческими учениями. — Самуил выдержал паузу.
Марбери вздохнул. Разумеется, эти людишки знают о религиозных наклонностях Энн. Она достаточно часто проявляла их публично.
— Это могло бы ее заинтересовать, — признал он.
— Возможно, вам придется настоять, — бесстрастно добавил Самуил.
— Знает ли ваш человек хоть что-то о работе наших переводчиков? — повысил голос Марбери.
— Разве для вас это так важно? — в том же тоне ответил Исайя.
— Энн весьма интересуется переводом. — Марбери против воли продолжал в повышенном тоне. — Если он что-то в этом понимает, она, возможно, примет его охотнее.
— Ему известно столько, сколько любому мыслящему человеку его положения, — огрызнулся Исайя. — Король Яков собрал группу из пятидесяти четырех ученых мужей. Восемь находятся у вас в Кембридже.
— Теперь только семь, — напомнил Марбери.
— Суть в том, — все более раздраженно продолжал Исайя, — что они переводят Библию по оригинальным источникам. Познания нашего человека в греческом послужат ему рекомендацией не только для вашей дочери, но и для переводчиков. Поскольку многие из оригинальных текстов написаны на греческом…
— Малые познания, — перебил Марбери в надежде прервать спор и поскорее покинуть эту комнату, — не одурачат никого из кембриджских ученых и не убедят Энн.
— Он превосходный ученый! — взорвался Исайя. — Ему не придется никого дурачить!
Марбери расслышал в его словах угрозу. Он подавил желание продолжить перепалку, вспомнив, что с этими людьми следует быть осторожным. Лучше не противоречить их планам, но и не доверять им полностью. Он перебрал и отверг несколько вопросов и наконец остановился на главном.
— Как же я с ним встречусь? — Он наклонился вперед, приготовившись встать.
— Он прибудет завтра утром и представится вам в деканате.
Самуил протянул Марбери бумажный свиток, перевязанный мясницкой бечевкой.
— Под каким именем?
— Он — брат Тимон. — Казалось, Самуил на мгновенье охрип.
Марбери заметил, как вздрогнул при этом имени человек, названный Даниилом и до сих пор не проронивший ни слова.