— Одним словом, вы действительно решили уехать отсюда завтра утром?
— Бесповоротно, утренним экспрессом, что отходит в 10.50.
— Тогда леди Одли не будет представлена мистеру Толбойзу, а мистер Толбойз потеряет шанс увидеть самую красивую женщину Эссекса.
— В самом деле… — запинаясь, промолвил Джордж.
— У этой самой красивой женщины не будет ни малейшего шанса услышать хоть слово восхищения из уст моего друга Джорджа Толбойза, — сказал Роберт. — Сердцем он сейчас в Саутгемптоне, где живет его сын, маленький мальчик ростом по колено Джорджу. Мальчик называет его «большим джентльменом» и требует от него леденцов.
— Я собираюсь написать мачехе, отправлю ей письмо с вечерней почтой, — сказала Алисия. — Я получила от нее весточку, где, в частности, она просит дать ей знать, сколь долго вы пробудете в Одли, с тем, чтобы, вернувшись домой вовремя, не упустить возможности принять вас у себя.
С этими словами Алисия вынула письмо из кармана жакета для верховой езды.
— В постскриптуме она пишет: «Ты такая рассеянная, Алисия! Пожалуйста, не забудь на этот раз ответить на мой вопрос относительно мистера Одли и его друга!»
— Какой у нее чудесный почерк! — заметил Роберт, когда Алисия разогнула бумажный листочек.
— Да, в самом деле, чудесный. Полюбуйся, Роберт.
Она вложила ему письмо прямо в руку, и он несколько минут лениво скользил по нему глазами, меж тем как Алисия легонько похлопывала по шее свою кобылу, которой, судя по всему, надоело стоять на месте и которая готова была сорваться с места по первому требованию хозяйки.
— Тихо, Аталанта, тихо. Верни письмо, Джордж.
— Что и говорить, Алисия, это самый чудесный и самый кокетливый почерк из всех, что я видел на своем веку, честное слово, не встреть я в тот вечер своей тетушки, все равно, вглядываясь в строки этого письма, я бы до мельчайших подробностей угадал, как она выглядит. Джордж, посмотри!
Но Джордж, стоявший в нескольких шагах от Роберта и Алисии, был погружен в собственные невеселые мысли и не обратил внимания на восклицание Джорджа.
— Верни письмо, — нетерпеливо повторила молодая леди. — Мне пора возвращаться. Уже начало девятого, мне нужно написать сейчас же, иначе я не успею к вечерней почте. Вперед, Аталанта! До свидания, Роберт, до свидания, мистер Толбойз. Счастливо оставаться!
Каштановая кобыла тут же унесла ее в сторону поместья, и никто не увидел, как из глаз мисс Алисии выкатились две яркие крупные слезы. Они сверкнули всего лишь на какое-то мгновение — гордость девушки, поднявшись из глубины ее рассерженного сердца, моментально высушила их.
— Подумать только! — воскликнула Алисия. — Иметь единственную двоюродную сестру, быть мне самым близким родственником после отца и при всем том интересоваться мною не более, чем собственной собакой!
Но на экспресс, отходивший в 10.50, Роберт и его друг не попали. Причина была более чем заурядной: в то утро голова у молодого адвоката разболелась так, что он попросил Джорджа распорядиться, чтобы им в номер прислали зеленого чая — самого крепкого, какой только найдется в «Солнышке». С отъездом он решил подождать до следующего дня. Джордж, разумеется, согласился, и Роберт все утро пролежал в комнате с опущенными шторами, развлекаясь челмсфордской газетой пятидневной давности.
— Это все из-за сигар, Джордж, — убежденно сказал он. — Увозя меня отсюда, устрой так, чтобы хозяин гостиницы не попался мне на глаза, иначе прольется кровь!
К счастью для мира и спокойствия Одли, недомогание Роберта совпало с базарным днем в Челмсфорде. Почтенный хозяин гостиницы поехал туда, чтобы прикупить кое-каких товаров для своего заведения — возможно, среди всего прочего и новую партию тех самых сигар, что возымели для Роберта Одли столь трагические последствия.
Молодые люди проскучали взаперти целый день, а когда начало темнеть, Роберт предложил сходить в Одли-Корт и попросить Алисию, чтобы та показала им дом.
— Ей-богу, Джордж, это займет не более двух часов. Жаль уезжать отсюда, не полюбовавшись на старину: поверь, там есть на что посмотреть.
Солнце стояло уже совсем низко над горизонтом, когда они, никуда не сворачивая, двинулись напрямую через луга, взбежали по приступкам стены и вошли в аллею, что вела к арке. Заалел мрачный, зловещий закат, от которого возникло чувство, будто кто-то смотрит на вас тяжелым взглядом. В воздухе разлилась мертвая тишина, разом замолкают испуганные птицы, и лишь редкие лягушки квакали в окрестных канавах, словно спрашивая: впрямь ли так уж худо на белом свете? Листья зашелестели, и на душе стало еще тревожнее — не потому, что вам и впрямь что-то угрожает, а потому, что вы видите, как хрупкие ветви невольно вздрагивают в предчувствии надвигающейся бури. Вот и глупые часы, не знающие, что такое равномерный ход. Их единственная часовая стрелка описывает полный круг, совершая двенадцать героических рывков. Вот и сейчас, когда наши герои проходят под сводами древней арки, часы указывают на семь вечера, хотя на самом деле сейчас где-то около восьми.