И тут я второй раз ляпнул то, о чем не подумал:
– Может, тогда будешь общаться с нами?
И вот я уже стоял у ворот того самого места, по которому, как оказалось, я соскучился всей душой.
После регистрации меня зачислили в отряд старшеков, вожатым которого оказался брат Наташи – Илья Романов. А я-то думал, что не увижу здесь ни одного знакомого лица. В прочем, Илья, кажется, меня не узнал, что было только мне на руку.
Пока ждали остальных ребят, ко мне подошли двое с кривыми рожами и попросили сигарет.
– Не курю и вам не советую, – ответил я так, будто мне было не семнадцать, а все сорок.
Парни косо на меня посмотрели, но ничего не сказали, потому что вожатый был рядом. Чувствую, что вскоре мое нравоучение выйдет мне боком.
– Ребята, попрошу вас не расходиться! Скоро начнется приветственная церемония! – хорошо поставленным командным голосом произнес Илья.
Ни ждать церемонию, ни смотреть ее мне, разумеется, не хотелось, однако правила есть правила.
Попинав кусочек мела, который неожиданно оказался под моей ногой, и уже изрядно устав от ожидания на палящем солнце, я запрокинул голову и начал переваливаться с пятки на носок. В очередной раз покачнувшись, я увидел в воротах знакомые силуэты. Мое сердце пропустило удар. Резко перестав качаться, я вылупился в сторону центральных ворот. Оттуда ко мне приближались два когда-то самых близких мне человека: Наташа и Максим.
Глава 4
Наташа
Никаких Максимов, Глебов и Лер? Так я, кажется, думала, когда собиралась в лагерь? Еще никогда я так не ошибалась…
Вот они, Максим и Глеб. Один стоит через шесть человек справа от меня, а второй подобрался ближе – слева через две девушки. И как только они здесь оказались? Ладно, Макс, – решил, может, вспомнить детство. Но Глеб вообще в Италии живет и приехал в Россию ненадолго погостить у тети. Какого лешего его в лагерь-то понесло?!
От столь ужасного стечения обстоятельств хотелось выть. Последнее беззаботное лето по всей видимости пойдет коту под хвост! Хорошо еще, что Леры нигде не видно. Тогда было бы настоящее комбо!
– Здравствуйте, дорогие детишечки! – довольно жутковато поприветствовал прибывших на летнюю смену ребят маленький и лысенький мужичок в больших квадратных очках. – Меня зовут Савоськин Макар Аронович. Я – директор лагеря.
Сзади послышались тихие смешки.
– Макароныч, – произнес кто-то сквозь сдерживаемый смех.
Тут я тоже чуть не рассмеялась – сдержалась лишь потому, что стояла в первом ряду на глазах у всего персонала лагеря.
Дальше последовала скучная и затянутая речь Макароныча. Затем слово передали Петру Ивановичу Метелкину – завхозу, похожему на директора как две капли воды, только без очков. Немного картавя, он рассказал нам о правилах лагеря, – что можно делать, а что нельзя, – и обозначил часы отбоя для разных возрастных категорий. Нам, как самым старшим, разрешено было колобродить до десяти вечера. После же все должны были лежать в своих кроватях. Слово «свои» Метелкин даже выделил голосом и обвел многозначительным взглядом старших ребят.
После Метелкина к микрофону подошла миниатюрная девушка с очень милой внешностью. Она тепло улыбнулась и представилась Марьей Петровной Метелкиной, медсестрой. Услышав ее фамилию и отчество, ребята зашушукались.
– Дочка Метелкина походу.
– Красивая, – восхитился кто-то из парней. – Совсем на него не похожа.
– Да ничего в ней красивого нет, – послышался девчачий голос. – На крысу похожа.
Я закатила глаза и тихо вздохнула, предвидя наперед, как половина парней будут пускать слюни на медсестру, а половина девчонок злиться на нее.
В ожидании конца церемонии я принялась рассматривать своего брата, который, в свою очередь, с интересом поглядывал на хорошенькую медсестру. Поймав его взгляд, я улыбнулась уголком губ и скосила взгляд на Метелкину. Илья закатил глаза и отвернулся.
В поисках новой цели для рассматривания мой блуждающий взгляд вдруг встретился с до боли знакомыми светло-карими глазами Райского. Как ни банально, но мое сердце пропустило удар. Мы с Глебом смотрели друг на друга недолго, но я смогла разглядеть в его взгляде тоску.
Неужели он скучал по мне?..
Нет, быть такого не может! Если бы скучал, то обязательно бы связался. В глазах Глеба Райского вовсе не тоска, а скука. Ему так же скучно на церемонии, как и всем ребятам.
– А теперь торжественное поднятие флагов! – объявил директор, своим громким голосом, прервав наш с Глебом зрительный контакт.