Оказалось, я произнесла последнюю фразу вслух.
— Три недели.
— О, вагон времени, — я положила руку ему на плечо. — Тогда неси меня в постель. Я не выпущу тебя из неё до свадьбы, если мне понравится.
Мне хотелось казаться развязной и независимой. Подумаешь, свадьба? Наше время закончится, я найду себе кого-нибудь ещё лучше. В конце концов, мне не привыкать к окончаниям отношений. Судьба у меня такая.
Таркан, казалось, медлил. На шее дёргалась жилка. Минуту мы стояли и чувствовали бешеный стук наших сердец. Потом он снял мою руку и поцеловал.
— Я хочу, чтобы ты подумала, Авдотья.
Мне нравилось, как он произносил мое имя. Растягивал букву «а», оно начинало звучать мелодией. Голос у него был низкий, волнующий. Секс по телефону озолотил бы его.
Моя рука подрагивала от поцелуя, пока до меня не дошёл смысл его слов. Да он вовсе и торопится утащить меня в постель. Я посмотрела на него, его карие глаза казались влажными.
— Сдаётся мне, что для нас это будет непросто, — тихо сказал он. — Мы можем влюбиться.
Мне хотелось сказать, что я умею контролировать чувства и, вообще, пусть себе не воображает, но не смогла. Печаль на его лице говорила о какой-то тайне, которой он не собирался делиться. Он не играл, не пытался набить себе цену, что-то действительно удерживало его.
— Давай следовать первоначальному плану, — сказал Таркан, когда мы подошли к нашему канареечному кабриолету. — Мы едем на Ахун наполнить наши желудки шашлыками и прекрасным вином от Ники.
Я снова хотела возразить, но почувствовала зверский голод, словно не ела три дня. Впрочем, обедом в самолёте не кормили. А утром после заявления Виктора, что я смогу вернуться в Москву только после третьего снега, смогла только протолкнуть в себя нежирный йогурт.
Таркан протянул мне ключи от машины, и я вопросительно посмотрела на него.
— На Ахун ты меня прокатишь, Авдотья. Ника сказала, чтобы я познакомил тебя с этой машинкой. На время пребывания в Сочи она твоя.
— Эта канарейка? — вырвалось у меня. Машины это моя слабость. В Москве у меня Мазда, кроссовер, которую называю Барсиком. У меня слабость давать имена автомобилям. Мамин лексус я называю Чайкой за скорость и серебристый цвет.
Таркан улыбнулся.
— Пусть будет канарейкой. Это любимая машина Ники. Знаешь, как лихо она разъезжала по Сочи?
— А что с ней случилось? Она же не ходит сейчас.
— Неудачное приземление после полёта на параплане на розе хутор. Поднялся ветер, их понесло, инструктор не справился с управлением. Они слишком резко сели, она ударилась ногами, перелом позвоночника.
— Подожди, ей же восемьдесят. Какой параплан? В это время старушки обычно на лавочках сидят.
— Когда увидишь Нику, поймёшь. Семьдесят пять ей тогда было.
— Меняет дело, — заметила я. — Вот не живётся бабам в нашем роду спокойно.
— У неё тогда новый поклонник появился. На двенадцать лет моложе. Вот она и хотела ему доказать, что ещё очень даже ничего.
— Поклонник потом, как положено, испарился?
— Се ля ви, — пожал плечами Таркан. — Но Ника молодец, она и в кресле ведет активный образ жизни. Да ты сама увидишь.
— Уже хочу познакомиться с ещё одной сумасшедшей женщиной из нашего рода.
— Садись за руль. Ты, вообще, по горным дорогам ездила когда-нибудь?
— Нет, — призналась я. — В Москве таких не наблюдается.
— Особая специфика вождения. Я буду руководить, если ты не против. Тебе же надо учиться. Может, ещё разок нам придется выехать.
— Давай, инструктор, командуй. Здесь это тебе разрешается, — я насмешливо посмотрела на Таркана, но он даже не улыбнулся.
Я села за руль, подстроила под себя сидение и зеркала. Погладила кожаный руль. «Привет, Канарейка».
Всю дорогу до башни Ахун, я только и думала, что о дороге. Поворотов было так много: голова кружилась, меня все обгоняли, некоторые сигналили и оглядывались.
— Что им надо? Не видят, что человек первый раз на серпантине? — злилась я.
— Номера-то местные, вот они и удивляются, что за чайник выехал.
— Жёлтый, — сказала я, отчаянно вцепляясь в руль перед очередной петлей и изо всех сил, нажимая на тормоз, чувствуя, как ноги прилипают к кожаному сидению, а трусы становятся мокрыми.
— Ты не тормози, колодки сотрёшь.
— Я заплачу, — буркнула я.
— Дело не в этом, поедешь по мокрой дороге, занесёт. Надо научиться входить в поворот, лишь слегка притормаживая перед ним.
Когда мы доехали до места, я чувствовала себя измученной, словно проехала от Москвы до Сочи. Я и не знала, что это так трудно. Но в моих мучениях, был один плюс. Желание напрочь испарилась из головы. Хотелось просто сесть и расслабиться.