— Фаллон не так уж и больна, — сказала Морин Берт. — Она приходила сюда, в Дом Найтингейла, сегодня утром, примерно без двадцати девять. Мы с Шерли видели, как она выскользнула через черный ход, мы как раз шли в демонстрационку после завтрака.
— В чем она была одета? — резко спросила Гудейл.
Морин не удивил этот явно не относящийся к делу вопрос.
— Брюки. Пальто. На голове красный шарф, который она обычно носит. А что?
Явно потрясенная услышанным, Гудейл попыталась скрыть свое удивление.
— Она надела это вчера вечером, когда мы отправляли ее в лазарет. Наверно, приходила забрать что-нибудь из своей комнаты. Только зря она встала с постели. Это же глупо. Когда ее госпитализировали, у нее была температура за сорок. Ее счастье, что сестра Брамфетт ее не видела.
— Однако подозрительно, не правда ли? — не без ехидства сказала Пардоу.
Никто не ответил. И в самом деле подозрительно, подумала мисс Бил. Она вспомнила свой долгий тягостный путь от больницы до медучилища. Дорога была извилистая; очевидно, есть и прямой путь через парк. Но странно, что больная девушка могла совершить такое путешествие ранним январским утром. Видимо, была какая-то основательная причина, заставившая ее вернуться в Дом Найтингейла. Ведь, в конце концов, если ей понадобилось что-то из ее вещей, ничто не мешало ей попросить кого-нибудь, чтобы принесли. Любая из однокашниц охотно навестила бы ее в лазарете. И это как раз та самая девушка, которая должна была играть роль пациентки сегодня, которая по логике вещей должна была бы лежать в соседней комнате среди трубок и скомканных простыней.
— В общем, — сказала Пардоу, — есть только один человек, который знал, что Фаллон не будет играть роль пациентки сегодня. Это сама Фаллон.
Побледневшая Гудейл посмотрела на нее.
— Если тебе нравится говорить глупости и злорадствовать, я вряд ли могу остановить тебя. Но на твоем месте я бы прекратила клеветнические нападки, — сказала она.
Пардоу казалась невозмутимой, если не сказать — довольной. Заметив ее хитрую удовлетворенную улыбку, мисс Бил решила, что пора прекратить эти разговоры. Она соображала, как переменить тему, когда Дэйкерс вдруг произнесла еле слышно из глубины своего кресла: «Мне дурно».
Все всполошились. Лишь Харпер не сдвинулась с места. Остальные окружили девушку, радуясь возможности хоть что-то сделать.
— Я провожу ее в туалет, — сказала Гудейл.
И, придерживая Дэйкерс под руку, повела ее из комнаты. К удивлению мисс Бил, Пардоу пошла с ней и, забыв, казалось, о своей недавней враждебности, они с двух сторон поддерживали девушку. Мисс Бил осталась с Харпер и двойняшками Берт. Опять стало тихо. Но мисс Бил уже получила хороший урок. До сих пор она вела себя непростительно безответственно. Больше никаких разговоров о смерти или убийстве. Пока они здесь, под ее присмотром, пусть все же поработают. Она строго посмотрела на Харпер и предложила ей описать признаки, симптомы и лечение легочной недостаточности.
Через десять минут вернулись трое отсутствовавших. Дэйкерс была все еще бледна, но спокойна. Зато Гудейл выглядела встревоженной.
— Из уборной пропала бутылка с дезинфицирующим средством, — взволнованно сказала она. — Ну, знаете какая. Она всегда стоит там на полочке. Мы с Пардоу не смогли ее найти.
Прервав свое скучное, но на удивление компетентное изложение, Харпер сказала:
— Ты имеешь в виду бутылку с молочного цвета жидкостью? Она была там вчера после ужина.
— Вчера давно кончилось. А сегодня утром кто-нибудь заходил в эту уборную?
По-видимому, никто не заходил. Они молча посмотрели друг на друга.
В этот момент открылась дверь. Главная сестра бесшумно вошла в комнату и снова закрыла ее. Скрипнули накрахмаленные фартуки: это двойняшки Берт соскользнули с письменного стола и встали по стойке «смирно». Харпер неуклюже поднялась со своего кресла. Все повернулись к мисс Тейлор.
— Дети мои, — произнесла она, и это непривычное и ласковое обращение сказало им правду прежде, чем она заговорила. — Дети мои, несколько минут назад скончалась сестра Пирс. Мы еще не знаем, отчего и почему, но когда случается что-нибудь непонятное, как сегодня, мы вынуждены вызывать полицию. Этим сейчас занимается директор больницы. Не сомневаюсь, что вы проявите мужество и благоразумие. Думаю, было бы лучше, если б мы не обсуждали случившееся до приезда полиции. Соберите свои учебники, и сестра Гудейл проводит вас в мою гостиную. Я распоряжусь, чтобы вам принесли горячего крепкого кофе. Все понятно?
— Да, мэм, — прошелестел подавленный шепот.
Мисс Тейлор повернулась к мисс Бил.
— Я очень сожалею, но это означает, что вам тоже придется задержаться у нас.
— Разумеется, сестра. Я все понимаю.
Их взгляды встретились поверх голов учениц, выражая полнейшее недоумение и молчаливое сочувствие.
Однако вспоминая потом этот день, мисс Бил ужаснулась неуместности и суетности той мысли, что первой пришла ей тогда в голову.
«Это будет, наверно, самая поверхностная инспекция. Что же я скажу на Генеральном совете медсестер?»
V
За несколько минут до этого четверо, оставшиеся в демонстрационной комнате, в полном изнеможении и с побледневшими лицами, выпрямились и посмотрели друг на друга. Хедер Пирс была мертва. Мертва и по юридическим и по медицинским критериям. Они это поняли минут пять тому назад, но тем не менее упрямо, без слов, продолжали работать, точно был еще шанс, что безжизненное сердце вновь забьется. Мистер Кортни-Бриггз для удобства снял пиджак, и теперь его жилет был спереди заляпан кровью. Нахмурившись и брезгливо сморщив нос, он уставился на густеющее пятно с таким видом, будто кровь была для него совершенно чуждой материей. Массаж сердца оказался грязной и безрезультатной работой. Слишком грязной для мистера Кортни-Бриггза, подумала главная сестра. Но, наверное, попытка была необходима? Ведь отнести девочку в операционную не было времени. Жаль, что сестра Гиринг выдернула желудочный зонд. По-видимому, вполне естественная реакция, но она стоила Пирс ее единственного шанса. Пока зонд был на месте, они могли по крайней мере постараться сделать срочное промывание желудка. Но попытка ввести другой зонд через нос не удалась, потому что девушка билась в агонии, а когда судороги прекратились, было уже слишком поздно, и мистеру Кортни-Бриггзу пришлось вскрыть грудную клетку и прибегнуть к единственному оставшемуся ему способу. Всем известно, на какие героические усилия способен мистер Кортни-Бриггз. Жаль только, что после них искромсанное тело представляло печальную картину, а в демонстрационной воняло, как на скотобойне. Такие вещи лучше проводить в операционной, где все облагорожено атрибутами традиционной хирургии. Он заговорил первым:
— Это не естественная смерть. В питательной смеси было не молоко, а что-то другое. Я думаю, это очевидно для всех нас. И лучше бы вызвать полицию. Я свяжусь со Скотленд-Ярдом. Дело в том, что я там кое-кого знаю. Одного из помощников комиссара.
Везде-то он кого-нибудь знает, подумала главная сестра. В ней вдруг поднялось чувство протеста. Шок сменился раздражением, которое, вопреки всякой логике, сосредоточилось на мистере Кортни-Бриггзе.
— Надо вызвать местную полицию, — сказала она спокойно, — и, я думаю, сделать это должен директор больницы. Я сейчас свяжусь с мистером Хадсоном по внутреннему телефону. А уж они там позвонят в Скотленд-Ярд, если сочтут необходимым. Я, правда, такой необходимости не вижу. Но решение должен принять начальник полиции, а не мы.
Она направилась к висевшему на стене телефону, осторожно обходя склонившуюся на полу мисс Ролф. Директриса училища все еще стояла на коленях. Совсем как героиня викторианской мелодрамы, — подумала главная сестра, — горящие глаза на мертвенно-бледном лице, черные волосы, слегка выбившиеся из-под оборчатой шапочки, и эти окровавленные руки. Медленно поворачивая их перед собой, она в отрешенной задумчивости внимательно рассматривала алые пятна, как будто ей тоже было трудно поверить, что кровь настоящая.
— Если подозревается преступление, должны ли мы перенести тело? — спросила мисс Ролф.