Девушка перебила его посреди этих извинений, спросив:
— Скажите-ка, судя по вашему выговору, можно подумать, что вы эльзасец?
— Я родом из верхнерейнских областей! Из Руффаха!
— Черт возьми! Вот совпадение. А я — из Сент-Амарена.
— Так вы моя землячка!
— А вы мой земляк. Вот как привелось встретиться, а?
— А как зовут вас?
— Екатерина Юпшэ. Я прачка с улицы Рояль-Сен-Рок.
— А меня зовут Лефевром; я сержант гвардии в отставке, ныне в милиции.
— Ну ладно, земляк! Потом, если вы пожелаете, мы познакомимся поближе, а сейчас нас ждет фрикасе! — И, взяв его без всяких церемоний за руку, Екатерина увлекла его в водоворот танцующих.
Танцуя, они пронеслись мимо молодого человека с бледным, почти болезненным лицом, с длинными волосами, ниспадавшими на собачьи уши, с хитрой и осторожной миной; его широкая поддевка казалась скорей рясой.
При виде танцующей парочки он пробормотал:
— Ба! Вот и Екатерина! Она танцует с гвардейцем!
— Вы знаете эту Екатерину? — спросил Бернадотт, услыхавший его слова.
— О, имею честь знать ее доподлинно! — ответил молодой человек духовного склада. — Это моя прачка. Славная девушка, работящая, опрятная и добродетельная. Говорит все, что думает, а язык у нее болтается, что у колокола! За ее откровенность и прямоту ее во всем квартале зовут мадемуазель Сан-Жень — бесцеремонная.
Оркестр заиграл еще громче, и продолжение разговора потерялось в веселом шуме и топоте ног, отплясывающих фрикасе.
II
После танца сержант Лефевр отвел свою землячку Екатерину на место. Теперь между ними царил полнейший мир. Они разговаривали, словно были знакомы тысячу лет, и шли под руку, словно влюбленная парочка. Чтобы окончательно закрепить мир, Лефевр предложил своей даме освежиться напитками.
— Отлично! — ответила Екатерина. — О, я не умею жеманничать… вы мне кажетесь славным парнем, и я не хочу ответить отказом на вашу любезность, тем более что фрикасе вызывает порядочную жажду. Присядем здесь!
Они присели за один из столиков, расставленных в зале.
Лефевр был в полном восхищении от оборота, который приняло это знакомство. Тем не менее, прежде чем сесть, он явно выказал сильное колебание.
— Что с вами? — резко спросила Екатерина.
— Да вот, видите ли, барышня: как в гвардии, так и в милиции у нас не в обычае разбивать компанию, — ответил он с легким смущением.
— А! Понимаю! Ваши товарищи. Ну, так что же, пригласите и их! Если хотите я позову их. — И, не дожидаясь его согласия, Екатерина поднялась, встала на деревянную, выкрашенную в зеленый цвет скамейку, стоявшую у стола, и, сложив руки рупором, окликнула трех гвардейцев, которые не без насмешки во взгляде следили издали за парочкой. — Эй, ребята, — крикнула она, — идите сюда! Здесь вас не съедят? А если вы ограничитесь тем, что будете смотреть, как пьют другие, то у вас типун па языке вскочит!
Трое гвардейцев не стали ломаться и приняли это фамильярное приглашение; только четвертый из них не тронулся с места.
— А что же ты, Бернадотт? — спросил один из гвардейцев сержанта, оставшегося на месте.
— Я разговариваю с гражданином, — с раздражением ответил Бернадотт, завидовавший всякому успеху товарища.
Раздраженный тем, что ухаживания Лефевра за красивой прачкой увенчались успехом, он хотел остаться вдали, притворяясь, будто поглощен разговором с молодым человеком в поддевке.
— О, гражданин не будет лишним за нашим столом, — крикнула Екатерина. — Я знаю его. Да и он меня — тоже. Разве не правда, гражданин Фушэ?
Молодой человек, названный так, подошел к столу, где Лефевр уже заказал горячего вина с пышками, и, здороваясь, сказал:
— Раз мамзель Екатерина этого хочет, что же, сядем! Я в восторге, что буду в обществе бдительных стражей города!
Четверо гвардейцев и штатский, которого назвали Фушэ, присели, и, наполнив стаканы, все принялись пить.
Екатерина и Лефевр, которые уже позволяли по отношению друг к другу галантные вольности, пили по очереди из одного стакана.
Лефевр набрался смелости и захотел сорвать поцелуй. Но Екатерина воспротивилась этому.
— Ну, уж это дудки, земляк! — сказала она. — Я с удовольствием пошучу и посмеюсь, но не больше!
— Вы не ожидали найти добродетель у прачки, сержант? — сказал Фушэ. — Да, знаете ли, с мадемуазель Сан-Жень каши не сваришь!
— Ну скажите, гражданин Фушэ, — оживленно подхватила Екатерина, — вы меня знаете, потому что я стираю ваше белье с тех пор, как три месяца тому назад вы приехали из Нанта. Разве можно что-нибудь сказать на мой счет?