— А у меня — галуны да жалованье, которое сплошь да рядом сильно запаздывает.
— Это — пустяки! Мы молоды, любим друг друга и впереди у нас будущее! Разве колдун не предсказал мне тогда, что я буду герцогиней?
— А мне разве не предрек он, что я стану генералом?
— Да, но он сначала сказал, что ты женишься на той, которую полюбишь.
— Ну, так что же! Осуществим предсказание с начала!
— Теперь нельзя еще жениться. Предстоит бой…
— Так давай назначим время, Екатерина!
— После низвержения короля, хочешь?
— Да, это ладно! Тираны! О, я так ненавижу их. Ну-ка, Катя, посмотри сюда! — Лефевр завернул рукав и показал своей нареченной правую руку, на которой виднелась великолепная татуировка: две скрещенные сабли, над ними пылающая граната, а кругом надпись: «Смерть тиранам». — Ага! Вот что значит быть патриотом! — гордо сказал он, с торжествующим видом протягивая ей руку.
— Это очень красиво, — промолвила Екатерина.
Она протянула палец, словно желая ощупать татуировку, но Лефевр поспешил сказать ей:
— Не трогай! Это еще совсем свежо.
Екатерина отдернула руку в испуге, что она чуть-чуть не испортила такое мастерское произведение.
— Не бойся, это не стирается… зато горит здорово! Ну, это пройдет! Но слушай-ка, через несколько дней у тебя будет кое-что получше.
— А что именно? — с любопытством спросила Екатерина.
— Мой свадебный подарок! — таинственно ответил сержант.
На этот раз он не захотел сказать ей ничего больше, и, весело чокнувшись за погибель предателей, за низвержение короля и за их свадьбу, которая будет позже, Екатерина и ее жених вернулись на шарантонском дилижансе, на котором доехали до улицы Булуа; оттуда они пешком пошли под покровом ласково мигавших звезд на улицу Рояль-Сен-Рок. Когда они добрались до прачечной, то Екатерина, желая избежать всяких нежных сцен, закрыла дверь перед самым носом сержанта и крикнула ему:
— Спокойной ночи, Лефевр! Ты войдешь сюда, когда станешь моим мужем!
С тех пор каждый раз, когда Лефевр мог оторваться от службы, он прибегал в прачечную и проводил несколько сладких минут со своей землячкой.
Но оба начинали находить, что что-то уж очень задерживается падение короля. Поэтому легко понять, с каким двойным нетерпением патриотки и невесты Екатерина созерцала зарю десятого августа. Набатный колокол, оглашая ночную тьму зловещими звуками, вызванивал для Тюильри «Со святыми упокой», а для Екатерины — «Гряди, гряди, голубица!».
Двое соседей последовали примеру Екатерины и в ночных одеждах высунулись за дверь, ожидая новостей.
— Ну, что слышно новенького, мамзель Сан-Жень? — спросил один из них через улицу.
— Сама жду, сосед, погодите! Потерпите немного — скоро узнаете, что там делается.
Задыхаясь от быстрого бега, Лефевр, вооруженный и в полной боевой форме, прибежал с улицы Сент-Оноре, поставил ружье у двери и в обе щеки расцеловал прачку.
— Ах, милая Екатерина, как я рад видеть тебя! Жаркое будет дело, да и сейчас, впрочем, уже началось. Сегодня все решится. Да здравствует нация!
Соседи робко подошли к ним и спросили, в чем дело.
— А вот, — ответил Лефевр, вытягиваясь, словно собираясь читать прокламацию. — Надо вам сказать, что в Тюильри хотели убить достойного Петиона, мэра Парижа…
Слушатели издали недовольно зароптали.
— Да что ему нужно было там? — спросила Екатерина.
— Господи! Его потащили туда в качестве заложника. Знаете ли, Тюильри теперь представляет собой настоящую крепость. Окна забиты толстыми дубовыми досками, двери забаррикадированы; швейцарцы вооружены до пят, и вместе с ними там засели эти негодяи, рыцари кинжала, предатели, друзья иностранцев; они поклялись перебить всех патриотов. О! Если в мои руки попадется один из них во время сегодняшней заварухи, то я не завидую ему! — воскликнул Лефевр с почти дикой энергией.
— Продолжай, — сказала Екатерина, — здесь у нас нет этих рыцарей кинжала, да и сомневаюсь я, чтобы тебе попался навстречу один из них. Ну, а Петион, с ним-то что стало?
— О, ему удалось ускользнуть! Теперь он в безопасности.
— А что, разве бой уже начался?
— Нет, но тем не менее есть уже один убитый. Это — командир национальной гвардии.
— Ваш начальник? Его застрелили швейцарцы?
— Его? Да ведь он был на их стороне! Нашли подписанный его рукой приказ расстрелять патриотов из предместья, расстрелять сзади, когда они дойдут до Поль-Пефа, чтобы соединиться с товарищами из Сен-Марсо и Сен-Виктор. Но его измена была обнаружена: предатель, призванный в ратушу для объяснений, был застрелен из пистолета кем-то из толпы. Ничто не будет в силах остановить отряды, двинувшиеся вперед; сегодня мы победим, а через неделю мы уже повенчаемся с тобой, Екатерина! Смотри-ка, у меня уже имеется свадебный подарок для тебя. Ты помнишь, я обещал тебе. — И в присутствии изумленных соседей сержант обнажил левую руку, где виднелась новая татуировка, изображавшая два горящих сердца. — Смотри-ка, — сказал он невесте, — что здесь написано: «Катрин на всю жизнь!»