— О чем вы там шепчетесь, тезки? — полюбопытствовал опасный человек.
Первой отозвалась старшая Ольга — она все-таки была главной актрисой в их семье:
— Ты надолго задержишься в Москве? Я тебя еще увижу?
На что опасный человек отозвался так, словно держал ответ наготове:
— Нет, Ольга Константиновна на днях возвращается в Берлин.
Вот это новость! Интересно, он уже и раньше это знал или только минуту назад придумал? И насколько это правда? Ведь тетечку Олю и обмануть не зазорно — она уже не то что из прошлого, а из позапрошлого века! Вот и сейчас она занервничала от слов Абакумова: Оленьке сразу стало ясно, что ее любимая тетечка не раз с ним встречалась. Хотелось бы знать, в какой обстановке, небось, вызывал на допросы?
— Сразу уже в Берлин? А к нам, на Пречистенский, она не заглянет?
Оленька решила остановить поток Ольгиных опасных вопросов и резко сменила тему:
— Дорогая тетечка Ольга, я должна признать, что ты с годами играешь все лучше и лучше. Я плакала весь спектакль.
— Уж так-таки и плакала?
— Я ведь не надеялась тебя когда-нибудь увидеть, тем более на сцене. Это были такие страшные годы!
— Да, это были страшные годы! Но мы остались живы, и ты, и я. Боюсь, впереди нас ждут другие страшные годы.
За занавес хлынула толпа актеров, завершивших прощальные поклоны. Абакумов умело воспользовался этим:
— Мои дорогие Ольги, вам пора прощаться, пока вся труппа не бросилась выяснять, что случилось с их примадонной, — воскликнул он и быстро увел Оленьку за кулисы.
«Похоже было, что он отлично знаком с закулисной географией», — отметила про себя Оленька.
У служебного театрального выхода их поджидала служебная машина абакумовского ведомства, без водителя и заранее припаркованная там, где стоянки запрещены. Абакумов распахнул перед Оленькой дверцу пассажирского сиденья:
— Куда поедем, моя прекрасная пленница? Ведь нужно воспользоваться случаем!
— Каким случаем? — не поняла Оленька.
— Вы не заметили, что нам удалось сбежать из-под надзора преданной Тани!
— А вы ее боитесь?
— И еще как! Она ведь докладывает лично самому Берии!
— Что ж, если это правда, такой случай упускать нельзя. И что вы предлагаете?
— Я, как всякий зануда, повторяю свое ранее отвергнутое вами предложение: не поехать ли нам ко мне? Там я смогу угостить вас тем, что в советских ресторанах не подают.
— Виктор Семенович, я ведь уже сказала вам…
— Стоп, стоп, стоп! Я отлично помню, что вы сказали про заключенного и тюремщика. И потому постарался изменить ситуацию! — Он сел рядом с ней и вынул из бардачка длинный конверт. — С этой минуты вы не заключенная, а я не тюремщик. Я устроил не только билет на спектакль, но и на самолет — на послезавтра. Москва — Познань, первый класс.
— Первый класс — это хорошо. А из Познани в Берлин как, пешком?
— Пока не знаю, но я все устрою, не беспокойся.
Оленька повертела билет в руках:
— А это не подделка?
— А ты загляни в конверт.
А там лежала справка со многими печатями и подписью Берии. Абакумов обнял ее за плечи — рука у него была сильная и уверенная. Оленька вспомнила предупреждение Лёвы и отмахнулась от него: она всегда сама отвечала за свою жизнь и ни в чьих советах не нуждалась. И до сих пор ни разу не просчиталась.
Она не просчиталась и на этот раз. Когда Оленька прилетела в Познань, у трапа самолета ее поджидал вежливый молодой лейтенант:
— Госпожа Ольга Чехова? Я — лейтенант Дмитрий Смуров. Мне поручено отвезти вас в Берлин.
Дорога от самолета до машины была протоптана, но не асфальтирована, и Оленьке было нелегко по ней идти — она по привычке надела в дорогу туфельки на каблуках. Машина, поджидавшая их, оказалась трофейным «Опель-Кадетом», как, впрочем, и почти все немногие машины на стоянке.
Дорога в Берлин выглядела дорогой смерти. Хотя война вроде бы закончилась, но ее следы были всюду, насколько достигал глаз, — искореженные останки танков, обломки грузовиков и легковых машин, разбитые пушки и пулеметы громоздились среди бесконечных развалин. Можно было подумать, что в Германии не осталось ни одного неразрушенного дома. Оленька подняла с пола газету, она давно не видела немецких газет. Но эта оказалась русской, и не сегодняшней, а полугодовой давности. На первой странице была речь советского генерала, произнесенная на границе с Германией.
«Мы шагали 2000 км и видели уничтоженными все то, что было создано нами за предыдущие 20 лет. Теперь мы стоим перед логовом, из которого напали на нас фашистские агрессоры. Мы остановимся только тогда, когда выкурим их из их логова. Мы никому не должны давать пощады, так же, как они не давали пощады и нам. Страна фашистов должна стать пустыней, как наша страна, которую они сделали пустыней».