– В передней…
– Подушка, одеяло?
– Нет, со мной, главным образом, труба…
Оля сделала широкие глаза.
– Какая?
– Телескоп, – ответил гимназист равнодушно, ероша на затылке волосы. – Для наблюдения за небесными светилами… Я её всегда с собою беру…
– Что же в неё видно?
– Всё… Горы на луне… Овраги… Звёзды так и бегут… Яркие-яркие!! Вы никогда не смотрели?
– Никогда.
Лицо Оли с ожиданием повернулось к нему.
– Покажете?
– С удовольствием… Сейчас.
Он выбежал из гостиной. Оля пошла за ним.
Николай Николаич был несколько ниже её. Красный воротник резко отделялся от его волосатого затылка. На талии одиноко сверкала пуговица. Он был стройный мальчик, красивый, и Оле он понравился.
– Вот!
Астрономический инструмент Николая Николаича состоял из большой трубки, деревянной и полированной, с металлическими выпушками по краям. Трубка раздвигалась. Из неё вытаскивалась другая трубка, покороче, медная, потом третья и четвёртая. Она напомнила Оле те свёртки, которые держали в руках скачущие генералы. Она взяла трубу, осмотрела, нацелилась на лампу и, улыбнувшись, отдала гостю.
– Вблизи не видно, – объяснил он, хмуря брови, – но вдаль – удивительно… Всё как на ладони… За семь вёрст! Пойдёмте к окну.
Они озабоченно вернулись в гостиную и расположились у открытого окна. Тёплая тьма пахнула на них резедой и лесом, звёздочки пронизывали там и сям мрак ночи.
– Жаль, что луны нет, – сказал Николай Николаич, любуясь впечатлением, которое производит на Олю созерцание неба в трубу.
Он сидел на стуле, упираясь локтем в подоконник. Труба лежала в его руке. Оля нагнулась, закрыв левый глаз пальцами. Другой рукой она держалась за плечо Николая Николаича.
– Ну, что вы видите? – спросил он вполголоса, со снисходительной улыбкой.
– Звёздочку…
– Что ж она?
– Прыгает как-то странно…
– Я вам говорил! – в восторге закричал Николай Николаич. – Ну, а большая?..
– Не особенно…
– Дайте-ка я посмотрю…
Но Оля не отрывала глаза от трубы.
– Дайте-ка! – проговорил он, впиваясь ревнивым взглядом в её лицо.
– Чем дальше, тем она всё скорее… – заметила Оля и усмехнулась с наивным наслаждением.
Горло Николая Николаича сочувственно сжалось.
– Этой звёздочки я никогда не видел, – сказал он нетерпеливо.
– Я сама… Мне кажется, она красная…
– Красная? – переспросил он с тоскою.
Оля отстранилась.
– Вот, посмотрите…
Он приник к стеклу, вооружившись трубой без посторонней помощи – в качестве самостоятельного астронома.
Они долго смотрели на звёзды. Наконец, пробило двенадцать часов.
Оля встрепенулась.
– Спать пора!.. Только кто вам постелет?.. Алёну уже не разбудишь… Так что ж!.. Вот ещё… Стелите сами! Сейчас принесу постель.
Она вышла и вернулась с простынёй, красным одеялом и огромной подушкой.
– Впрочем, я сама постелю, – сказала она.
Он стал церемониться и хотел отнять простыню. Оля погрозила пальцем.
– Не шумите. Принести полыни? Мы этим спасаемся от блох.
– Дурно пахнет, – заметил Николай Николаич.
– Какой неженка!
Подумав, она вынула из петли на груди розу, ощипала лепестки и шутливо бросила их на подушку.
Николай Николаич пожал ей руку.
– Может быть, хотите спрятать трубу? – спросил он.
– Зачем?..
– Так…
– Ну, давайте… А то, в самом деле, Костя явится утром, увидит и испортит… Спокойной ночи!
Николай Николаич лёг и заснул.
Генералы, казалось, продолжали идти и скакать. Они шли и ехали цугом, по кругу как в цирке и сонно мигали. Вошла Оля, придерживая руку на груди и пугливо посматривая на диван. Губы её приблизились к оплывшей свечке, лицо сверкнуло, вместе с белым горлом и белыми плечами, и потухло. Генералы исчезли. Всё завертелось в сумраке, густом как ночь. Но вдруг блеснула светлая точка и разрослась. Оля стояла перед Николаем Николаичем и держала поднос с вареньем: крупные ягоды плавали в малиновом сиропе. Костя, со злым лицом, целился в поднос огромной лягушкой. Николай Николаич в испуге спрятался за Олю и присел, спешно пожирая варенье горстями.
Солнце брызнуло, и Николай Николаич проснулся. В раскрытом окне горело лазурное небо. Тополи, облитые жарким светом, зеленели. Орал петушок. На белом полу блестели шляпки гвоздей точно гривеннички. Генералы неподвижно таращили глаза.
Вбежал Костя, румяный, белоголовый, со звонким хохотом. Он протянул руки. Товарищи обнялись и неистово расцеловали друг друга.
II
Гаврила Иванович, между тем, сидел за чайным столом и глубокомысленно покуривал трубочку. Он рассказывал Оле анекдот о солдате, ответившем, не задумываясь, на вопрос начальника, сколько звёзд на небе. В своём роде, это был остроумнейший нижний чин.