Австрийцы ни на что не напрашивались и ни от чего не отказывались, за обедом они взяли такой крутой старт, что Трескин, пивший умеренно, обеспокоился, не пережал ли. В который раз он был принужден убедиться, что плохо знает своих друзей: когда подъехали к огороженной площадке, где стояли два свежеумытых «икаруса», Кёльнер и Фогт странным образом протрезвели. Произошло это так внезапно, без какого-либо заметного усилия со стороны австрийских друзей, что Трескину померещилось, что будто он сам пьян больше австрийцев. Фогт, молодой человек неопределенного возраста, едва держался на заднем сиденье между Жорой и Семеном Михайловичем, а тут не только выбрался из машины без посторонней помощи, но и дальше, пока занимались делом, ни малейших признаков шаткости не проявлял. Осоловевший тучный Кёльнер, который едва размыкал веки, чтобы глянуть, куда везут, обнаружил по прибытии на место удивительную зоркость. В салоне первого «икаруса» — очень чистом, только что его подготовили для показа, — не говоря худого, достал из кармана белый платок и провел по верху багажной полки там, где крепится сетка. Платок посерел от пыли, Кёльнер и Фогт обменялись взглядами. Потом, мучительно изогнувшись, толстый Кёльнер полез куда-то под сиденье и достал платок просто черный.
— Выпендриваются, — благодушно улыбаясь партнерам, сказал Жора для Трескина.
— Гут, гут, — безмятежно приговаривал Кёльнер.
Водители, наблюдавшие сцену издалека за раскрытой дверью, потешались в свое удовольствие.
Так же дотошно австрийцы осмотрели двигатель, попросили показать набор инструментов — избыточному разнообразию их они порадовались. Насчет моторной части к тормозов у обоих водителей оказался полный порядок.
Один из них, постарше, морщинистый, но крепкий, без единого седого волоска мужичок придержал Трескина за рукав:
— Это вы тут командир?
Товарищ его тоже глядел блудливо, и Трескин почуял неладное. Молчали, ожидая, пока остальная компания во главе с Семеном Михайловичем удалится — он повел ко второму автобусу, где все уже было нараспашку.
— Командир, мы договорились на вчера, а сегодня нам нужно было в рейс, — сказал старший.
— Ну? — холодно отозвался Трескин.
— И уже перестояли, так не пойдет, — добавил второй.
— Вот именно, что договорились, — сказал Трескин, оглядываясь на австрийцев — далеко ли отошли. — По пятьдесят баксов на нос мало?
— Значит, если не положишь сейчас вдвое, — возразил старший, слегка нервничая, — он оглядывался за поддержкой на товарища, — мы скажем немцам, что автобусы не ваши. Скажем, что ты их за дураков держишь, — осклабился он.
— У меня ребята есть, за такие финты ноги переломают, — предупредил Трескин.
Водители перестали улыбаться.
Все стороны, однако, — водители, австрийцы и «Марта» были, в конце концов, удовлетворены, и Трескин, размышляя о том, как мало нужно для согласия, для того, чтобы привести к равновесию столь разнообразные, противоречивые интересы, непроизвольно перекинулся мыслью к Люде и от нее к Жоре и ко всей той путанице, которую создал Жора. Трескин чувствовал, что решение близко. Это походило на озарение, на то, как первые признаки далекого еще света быстро, почти без перехода становятся сияющим днем. Дремлющее воображение пробудилось, он подумал об этом, перекинулся мыслью сюда — и, глядя на австрийцев, присвистнул. Решение обнаружилось рядом, простое и готовое, как яйцо. Трескин хмыкнул, не разжимая губ, и окликнул Жору.
— Ты чего это меня женишь? — с язвительной лаской спросил он.
А Жора не то чтобы не ждал вопроса, — удивился легкомысленным ноткам.
— Семен Михайлович! — крикнул еще Трескин. — На пару слов… Как вы думаете, зачем он меня женить вздумал?
— Людочка хорошая девушка, — сказал Семен Михайлович, оглядываясь на австрийцев.
— Так вот, Жорик, я подумал над твоим предложением…
— Жениться собрался?
— Обойдемся, пожалуй, без свадьбы. Вот, Жорик, я пальцем о палец не ударю — она моя!
— Как же она будет твоя, если ты сам не подсуетишься?! — спросил Жора, вкладывая в свои слова чуть больше язвительности, чем это было оправдано ситуацией.
— Я ее куплю, — хладнокровно возразил Трескин.
— Ее? Купишь? Я смеюсь! — Жора и вправду хохотнул хриплым, каркающим голосом.
Кёльнер и Фогт, выбравшись из автобуса, с недоумением наблюдали за перепалкой, но подходить из вежливости не стали. Возможно, думали деликатные австрийцы, хозяева доискиваются сейчас, откуда в салоне грязь.