Елена Николаевна Савельева, по профессии врач, жила с дочерью, девочкой лет шести, в двух небольших комнатах у Петровского парка.
Другов и Званцев представились ей и объяснили цель своего прихода: они хотели бы узнать, не осталось ли каких‑нибудь работ, чертежей или записок после смерти профессора Макшеева.
— У меня, к сожалению, ничего не осталось, — сказала Елена Николаевна. — Когда я вышла замуж, папа уехал отсюда и поселился в институте рядом со своей лабораторией. Кое‑что из его старых работ у меня, правда, было, но я все передала в Академию наук.
— В таком случае нам остается только извиниться перед вами за беспокойство и тяжелые напоминания об отце, — сказал профессор.
— Да, смерть отца была для меня страшным ударом. И зачем он только поехал на Кавказ?! Папа всегда проводил лето в средней полосе России: ведь он был страстный рыболов и мог целыми днями с удочкой просиживать у реки. И вдруг я получаю известие, что он убит поздней осенью на Кавказе. Как он туда попал, понять не могу.
— Скажите, — спросил Званцев, — а где именно ваш отец должен был провести это лето?
— Я и сама точно не знаю; где‑то под Серпуховом. Письма я посылала до востребования на станцию Свинская, Курской дороги.
Гости встали.
— Между прочим, — заметила на прощание Елена Николаевна, — вы не первые задаете мне вопросы об отце. Вскоре после его трагической смерти сюда заходили двое каких‑то научных работников и интересовались его бумагами.
Званцев насторожился.
— Простите, не можете ли вы припомнить их наружность? — спросил он.
— Одного я как сейчас вижу! Такой маленький, блондин.
— Что же вы им сказали?
— Да то же, что и вам, — ничего, — развела руками Елена Николаевна.
Геологи вернулись домой обескураженные. Все несколько приуныли. Особенно горевал Ваня, который считал себя главным виновником неудач. Ему казалось, что если бы он серьезно отнесся к делу и вовремя разгадал шифр, чертежи не попали бы в руки врагов, так как он не сомневался, что именно враги стали им поперек дороги.
— Меня все же удивляет яма, — как бы высказывая мысли вслух, заговорил Званцев. — Она слишком глубока. Зачем Макшееву надо было зарывать свои чертежи так глубоко? Да и сил для этого у старика не хватило бы.
— Знаете, — сказал Другов, — я думаю, что глубина ямы объясняется тем, что наши враги ничего в ней не нашли! Не ошиблись ли мы местом? Нет ли в Маланьине второй церкви? Проверьте, Ваня, еще раз расшифровку названия села.
Ваня в тот же вечер взялся за документ Макшеева и газету, служащую к нему ключом.
«Село Малан? Конечно, подозрительно, — думал он. — Очевидно, Макеев или я, переписывая, допустили здесь ошибку. Но в чем ошибка? Прежде всего, Макшеев мог ошибиться в счете строки».
Ваня взял строчкой выше, полупилось «Маланпроно». Строчкой ниже — получилось «Маланитоно». Он брал различные комбинации цифр — ничего не выходило. Тогда ему пришло в голову, что ошибка заключалась в первой цифре группы, то есть в номере газетного столбца. Он исправил в шифрованной записке первые цифры обеих сомнительных групп и взял буквы «д» и «р». Получилось слово «Маландроно».
И вдруг его осенила мысль: это может быть Малое Андроново! Ну конечно! Вовсе нет никакого «вовостока». Лишний слог «во» следует отнести к предыдущему слову! Макшеев не писал лишних букв и слов. Он ошибся в номере столбца!
— Ах мы ослы! Ах чурбаны! — закричал Ваня.
— Что это ты ругаешься? — спросил Ткеша.
— Мы ошиблись. Никогда Макшеев ничего не зарывал в Маланьине! Это Малое Андроново, другое село, расположенное к северу от Маланьина! — кричал Ваня. — Нас сбила карта. «Андроново» написано крупными буквами, а слово «малое» сокращено до одной буквы «м». Я, видимо, ошибся тогда… спутал. Никакого «вовостока» нет, и это не Маланьино, а Малое Андроново… Надо было взять первый столбец, а мы взяли второй. Мы должны немедленно ехать в Малое Андроново.
Оба друга в ту же ночь сели в поезд и к утру уже были на станции Свинская. От станции они пешком пошли к селу. Малое Андроново живописно раскинулось на берегу реки. В конце села в рощице виднелась деревянная церковка. Увидев ее, наши друзья облегченно вздохнули.
Церковь была очень старая, покосившаяся; крыша во многих местах продырявлена, дверь и окна забиты досками. Отметив от нужного угла двадцать два метра, друзья радостно переглянулись. Конец веревки пришелся над тремя сложенными в ряд кирпичами.