— Тебе виднее. — согласился отец. — Но сейчас они и без тебя справятся. Мне больше интересно, как они будут отстыковывать «бублик» от реакторных колонн. Для этого тоже нужны буксировщики, вот и понаблюдаешь. Уж это тебе наверняка придётся проделывать!
— Вообще-то на планетолёте два «омара». — заметил я. — Так что помощник у меня будет, и я даже знаю, какой.
— Юра Кащеев, ваш второй астронавигатор?
— Он самый. — кивнул я. — В экипаже он лучше всех управляется с буксировщиками, так что второй «омар» закреплён за ним. Но ты прав: теперь, когда Шарль на «Гюйгенсе», подобные операции — моя зона ответственности. Но сомневаюсь, что нам придётся разделяться. У Леднёва на «Зарю» совсем другие планы, так что чует моё сердце: из системы Сатурна корабль вскорости отправится куда-нибудь ещё, причём целиком, а не по частям.
Он помолчал.
— Когда вы стартуете?
— А то ты не знаешь! Через неделю, максимум, восемь дней. Могли бы и раньше, но Леднёв тормозит — он сейчас в Штатах, заканчивает расчёты для будущей «тахионной локации». Вот прибудет на «Зарю» — так сразу и отправимся. На «Лагранже», небось, ледорит роют от нетерпения — так их тянет расковырять найденную дверцу…
«Заря» тем временем подошла к станционному «батуту» вплотную. Теперь она занимала половину видимого небосвода, и казалось, накатывалась прямо на наш прозрачный пузырь. Но нет — буксировщики, прицепившиеся к реакторным колоннам, выстрелили белёсыми струйками выхлопов, нос корабля пошёл чуть в сторону и скользнул в «дырку от бублика». Ещё десять ударов сердца — я не заметил, что задержал дыхание, — и махина тахионного планетолёта проскочила «батут» и оказалась на другой стороне ’Гагарина, где мы уже не могли его видеть.
— Жаль, я не могу лететь с вами… — Отец проводил корабль взглядом и вздохнул. Мы сейчас заканчиваем проект нового тахионного планетолёта, прямого потомка вашей «Зари». Новые корабли собираются строить большой серией, закладывают сразу три штуки — два на орбитальной верфи «Китти Хок», и ещё один на «Мстиславе Келдыше», эта верфь только-только вошла в строй. Так что, сам понимаешь, вздохнуть некогда, я и сюда-то вырвался с трудом…
— Ну, ничего, ещё слетаешь в Дальний Космос, какие твои годы!
— Тот-то и оно, что мои. — отец снова улыбнулся, и снова не слишком весело. — Все мои, до единого…
Ну да, припомнил я, во Внеземелье новичков допускают только до сорока пяти. Он, несмотря на свои регалии и должность ведущего инженера Проекта — как раз новичок и есть, даже за пределы гравитационного колодца выбрался впервые. Что ж, у него осталось шесть лет — не то, чтобы на пределе, но и не слишком много…
Но вслух я, конечно, ничего не сказал. Отец молчал; я делал вид, что любуюсь видами родной планеты, видной отсюда уже на треть.
— А вы, значит, улетаете через неделю… — тихо произнёс он. — Что ж, удачи тебе… сын!
V
Из записок
Алексея Монахова.
«…Знаете, что такое ’дежа вю?» Знаете, конечно, кто же не знает… Со мной это явление приключается постоянно, как вот, например, сейчас. Я снова в своей каюте (они на «Заре» такие же, как на любой орбитальной станции) и передо мной на столике распахнутый ноутбук. Термин этот здесь ещё не прижился — а я вот пользуюсь…
Предстартовые дни пролетели незаметно. Ещё вчера я собачился со снабженцами на «Гагарине» по поводу дополнительных ремкомплектов к «омарам» (буксировщики в моём ведении, как и пристыкованный к одной из реакторных колонн малый орбитальный грузовик) — и вот сижу, наслаждаюсь кратким периодом ничегонеделанья. Каюта у нас с Юлькой общая, но она сейчас с лаборатории с Леднёвым изучают магнитные ленты, которые Валерка привёз из США, из Ливерморской национальной лаборатории. Раньше там занимались разработками ядерного оружия, но с тех пор мир изменился, призрак атомного гриба больше не нависает над человечеством, и лабораторию целиком переориентировали на нужды Проекта «Великое Кольцо». В частности, там стоят шесть новейших суперкомпьютеров «Крей–1», которые только и способны потянуть Валеркины расчёты. В СССР таких пока нет; Юлька ездила в Ливермор вместе с Леднёвым, и до сих пор ходит под впечатлением от увиденного.