— Хромота, скажу тебе, замечательно скрашивает жизнь, — засмеялась Баська. — Когда-то я растянула ногу и ходила с тростью. Сама удивляюсь, как шею не сломала — чёртова палка вечно путалась под ногами и доставляла массу хлопот, зато я на всех производила отличное впечатление. Каждый встречный рвался помочь. В конце концов я эту палку оставила себе, и она многие проблемы вместо меня решает. Роль хромоножки не так уж трудна, главное — не забыть, на какую ногу хромаю.
— Женщина — натура изменчивая, многоотраслевая, — куртуазно вмешался Гутюша.
— Я тоже так считаю, — согласилась Баська. — А насчёт мужа вот какая петрушка вышла: был чьим-то там свойственником, черта с два выцарапаешь наследство у его семейки, вот я и решилась на другого — выбора не было. Другому было восемьдесят семь лет и поступил деликатно, умерев через четыре месяца после свадьбы, теперь есть на что жить. С Анджеем, конечно, Анджей у меня остался.
— А его нет дома? — забеспокоилась я, заглядывая в глубь квартиры.
— Случается и по делам выходить. Видела ведь, я сама чай заваривала. А что? Тайна?
— На всякий случай имей в виду — гранит, колодец и чёрная могила. Впрочем, сейчас сама поймёшь.
Баська кивнула. От неё не надо было требовать разных клятв, молчать умела конкурсно. Она хранила секреты самым простым и великолепным способом: трепалась о них напропалую. Все были убеждены в её прямо-таки бушующей искренности: душа нараспашку, говорит все, что знает, и ещё немного больше, словом, признания извергались Ниагарой. De facto о том, что хотела скрыть, никогда не произнесла ни единого слова, а сомнений ни у кого не возникало.
— Валяй про дело, вижу, тебя просто распирает, — поощрила меня Баська.
— Ты знала одну наркоманку Касю, — начала я.
— Она таинственно исчезла, и ты ищешь её вместе со всем городом, — подхватила Баська. — Не думаю, что ты заодно с разными сволочами. Ищешь её, чтоб всем насолить, или ещё по какой причине? Так, из любопытства спрашиваю.
— По многим причинам. О ребёнке тоже слышала?
— Догадалась. Знаю эту идиотку давно, ну, пожалуй, года три, хоть убей, не помню, как с ней познакомились. Думаю, по пьянке, потому как однажды проснулась я ранним полуднем, и оказалось, она ночевала у меня. Родить она не родила — это верняк, младшего брата никогда у неё не было, раз говорилось о ребёнке, значит, откуда-то раздобыла чужого. Похоже, украла. Так или нет?
— Почти в яблочко. Знаешь, где она?
— Несколько месяцев назад знала, а теперь уже нет.
— А что?
— А вернула мне ключи от склепа. Я поняла: Каська-наркоманка находила себе убежище в одном из родовых склепов Баськи, разбросанных по разным кладбищам в зависимости от расположения бывших имений. Склепы эти являли собой либо внушительные наземные сооружения, либо обширные подземные катакомбы. В них можно было жить вполне удобно.
— А ты уверена, что она не обзавелась вторым ключом?
— Вообще-то на неё не похоже, но твоя воля, хочешь — проверь. Даже не очень далеко, не доезжая Пулав, в деревне Здзитов. Склеп грандиозный, сразу увидишь. Возможно, протекает крыша.
— А помимо склепа, куда она могла подеваться? Не догадываешься хоть чуть-чуть?
— Возможно, и есть кой-какие мыслишки, но все очень сложно и, честно говоря, неохота в такой переплёт встревать. Тебе что надо — где Каська или где она спрятала ребёнка?
— А это разные вещи?
— Совершенно.
— Тогда меня больше беспокоит ребёнок. За Каськой, сдаётся, никто не охотится, чтобы ей шею свернуть.
— Ну, так я скажу тебе по порядку, а ты кумекай. Знала я когда-то одного мужика. Запомнила по гроб жизни из-за его странных вкусов. Упёрся всеми копытами — пойду, мол, лесничим в дикий лес и заимею множество детей. Вовсе не стремился нарожать сплошь сыновей, согласен был и на девчонок, и очень уж меня этим отпугнул. Где он сейчас, не знаю, но допускаю, сделался-таки лесничим — упрям как сивый мерин.
Баська допила чай и закурила. Я терпеливо ждала.
— У Каськи была подруга, — продолжала она. — Обращаю твоё внимание — это совсем другой факт, никоим образом не стыкующийся с иными. Совершенно не понимаю, почему она всячески скрывала свою подругу, но — факт, скрывала. Об этой подруге я знаю только одно: её изнасиловали. Каська не из болтливых, но однажды на неё нашло — разоткровенничалась, рассказала об этом насилии, а юмор в том, что насильник очень нравился своей жертве. Зачем так сопротивлялась ему, не понимаю, кончилось же тем, что она откусила ему кончик уха.
— Сожрала или выплюнула? — внезапно заинтересовался Гутюша.
— Вот ведь незадача — я как-то не подумала, — сказала Баська. — Может, от нервов и проглотила? Может, не разжёвывая…
На несколько минут Каська-наркоманка и пропавший мальчик были забыты. Мы вовсю обсуждали, как и почему откусывают ухо, причём нам явно не хватало личного опыта. А посему проблема не была решена.
— Вернёмся к нашей теме, это уже все про второй факт? — спросила я.
— Нет, ещё не все. Нравился он ей, ну и после уха напали на неё угрызения совести и она просила прощения. Он тоже. В результате подружились, как положено, связанные ужасной тайной, оба чувствовали себя до крайности глупо. Он вовсе не был присяжным насильником — только в тот единственный раз черт его надоумил. Вот и все. А.., ещё нет! Насилие совершилось в лесу, а он был лесничим.
— Ассоциация напрашивается сама, только вот есть ли хоть тень смысла, — заметила я критически. — Предупреждала, неизбежен тяжкий умственный труд, — наставительно произнесла Баська. — Что касается третьего факта, его вообще нет. Только вот одинокое дерево на лугу бросается в глаза, а в лесу его совсем не видать.
Гутюша и в самом деле умел думать.
— Если этот лесничий отработал свою программу, то одним ребёнком больше или меньше — никому в башку не стрелит. Где теперь это ухо?
— На голове, смею предположить, — изумилась Баська, поглядывая на Гутюшу с лёгким сомнением.
— Он спрашивает, где твой лесничий, — перевела я.
— Ни малейшего понятия не имею. Мы не виделись лет пятнадцать. Чтобы вам не морочить голову, сразу заявлю: не представляю, где живёт и как фамилия той пострадавшей подруги.
— Неважно. У нас есть её адрес, — сообщила я. — Так или иначе мы все равно к ней поедем, а к тому же ещё и ухо есть. Правда, как тут подступиться — вопрос деликатный.