В конечном итоге «Тайна Мэндерли» превратилась в своего рода классическую детективную головоломку. На мои слова тоже неоднократно ссылались. Так Эрик Эванс в своей книге цитировал и меня в том числе – я был настолько глуп, что дал согласие встретиться с ним. В те дни – это было незадолго до Второй мировой войны – мои высказывания вызвали такую бурю и так долго продолжали вызывать возмущение, что я наконец решился нарушить обет молчания. Ведь именно мне удалось выяснить, какой недуг поразил Ребекку, именно я обнаружил запись в регистратуре. Но ни одного из этих всезнаек-репортеров не интересовала истинная причина трагедии. Они предпочитали копаться во всяком мусоре.
Мистер Эванс представился мне как опытный репортер уголовной хроники, как человек, который чует, где «собака зарыта». Письмо, направленное мне, было напечатано на фирменном бланке «Дейли телеграф» (как я потом догадался, он его просто стянул). Я не мог не обратить внимания на то, что письмо, изобилующее ошибками и опечатками, производит несолидное впечатление, но отнес все это к небрежности машинистки. Каким же я был дураком, когда поверил, что передо мной истинный «борец за правду». Тогда мое служебное положение так сильно пошатнулось из-за незатухающих слухов в Керрите, что мне пришлось подать в отставку. Но именно поэтому мне следовало быть в тысячу раз осмотрительнее. Через две минуты после встречи с Эвансом я раскусил его и понял, что передо мной просто взбалмошный человек, тут же выставил его вон и сразу же нажил в его лице еще одного врага.
Он описал нашу встречу следующим образом:
1936 год. Ноябрь. Полдень. Полковник Джулиан, до недавнего времени полицейский судья Керрита и Мэндерли, импозантный мужчина, восседал за столом. Его жена Элизабет, болезненного вида женщина, открыла дверь, приглашая посетителя войти, и тотчас исчезла. В комнату вошел Эрик Эванс – мужчина пятидесяти лет, сухощавый, в круглых очках, с северным акцентом и фанатичным блеском в глазах. Он нес саквояж, который тотчас открыл. В саквояже лежали газетные вырезки, фотографии Ребекки де Уинтер, купленные в местных киосках, и рукопись книги, которую, как заявил автор, он назвал «Тайна Мэндерли». Эрик сел в кресло и посмотрел на Баркера – молодого пса полковника. Пес зарычал. Не вынимая ни блокнота, ни ручки, гость тотчас принялся задавать вопросы: Эванс. Это ведь было убийство?
Полковник (после паузы). Я надеялся, что вы ознакомились с вердиктом суда: самоубийство.
Эванс. Это сделал ее муж. Любому дураку это ясно.
Полковник (спокойно). Вам известен закон нашей страны о клевете, мистер Эванс?
Эванс. Кто был любовником Ребекки? Муж застал их на месте преступления?
Полковник (еще сдержаннее). Вы утверждаете, что работаете в «Телеграфе»?
Эванс. Здесь явно имел место сговор, и преступника покрывали. Вы находили только те факты, которые подтверждали невиновность вашего друга де Уинтера. Я не стану молчать! Это бесчестно! (Эванс удаляется, преследуемый собакой.)
В этом описании все выглядит преувеличенно напыщенным (но на то и существуют романы), тем не менее многое в нем достаточно близко к истине. И Эванс действительно не стал молчать. Он шел напролом. Из года в год он публиковал статью за статьей – их набралось около шестнадцати, потом написал книгу «Тайна Мэндерли», тотчас ставшую бестселлером.
Эванс отравил мне жизнь, поставив на конвейер, превратив в своего рода индустрию – такого рода публикации, пока не умер в своей постели от попавшего в дом снаряда. (Есть же бог на свете!) Он кропал свои пасквили и натворил много бед. Горючим для его произведений неизменно становились секс и смерть, он, не задумываясь, сплавлял их воедино. Что получалось? Фейерверк. Он превратил Ребекку в легенду, а ее смерть – в миф.
В папке нашлись его первые опусы, вышедшие вскоре после нашей встречи, которые относились к 1937 году. Кто-то – подозреваю, что это был Джек Фейвел, – много чего наговорил Эвансу. Несмотря на явную предубежденность, площадную вульгарность, желание очернить любого без всяких на то доказательств, непристойную похабщину и полнейшую глупость, статья произвела сильное впечатление. Она обрекла Ребекку, Максима и меня на вечное любопытство. Его описания весьма отдаленно соответствовали тому, что мы на самом деле говорили и как мы поступали. Они стали кривым зеркалом, перед которым я – единственный из всех, кто остался в живых, – теперь стоял и смотрел на отраженную в нем картину и не узнавал на ней никого. Но кому было дело до того, что я думаю?
«И если я собрался рассказать правду, то это задание под силу только Гераклу», – подумал я, пробежав глазами по измышлениям Эванса. Вся беда в том – этого я не мог не признать, – что кое-какие вопросы назойливого репортера имели под собой основание. И его приемы в чем-то были намного действеннее, чем мои. «О времена, о нравы!» – подумал я. Мое намерение возникло и под влиянием «расследований» Эванса, и я собирался воспользоваться статьей, с которой начался миф о Ребекке.
«Ночью 12 апреля 1931 года произошло то, что до сих пор остается неразгаданной тайной. События той ночи и последовавшая за ними драма предоставили исследователям классическое загадочное преступление: кем была прелестная Ребекка, хозяйка легендарного загородного особняка Мэндерли? Что произошло перед тем, как она исчезла столь таинственным образом в тот апрельский вечер, и кто виновник ее смерти?
К моменту исчезновения Ребекка де Уинтер уже пять лет была замужем. Ее муж Максимилиан (известный как Максим) из старинного рода – он мог проследить генеалогические корни до XI столетия и даже дальше. Мэндерли – достопримечательный особняк – располагался в уединенном месте на берегу моря. Он возродился заново благодаря энергии и вкусу его новой хозяйки: она устраивала вечеринки, маскарады, на которые гости являлись в фантастических костюмах. Многие мечтали получить приглашение на эти балы, и в списках гостей числились весьма известные – нередко печально знаменитые – имена.
Миссис де Уинтер слыла красавицей, элегантной и обаятельной, о ней часто писали в светской хронике. Она ходила под парусом на своей яхте (и выиграла немало призов на местных гонках), проявляла интерес к садоводству, и за те годы, что провела в Мэндерли, прилегающий к дому парк преобразился до неузнаваемости. Арендаторы и местные жители боготворили ее. Но некоторые представители знатных семей имели особое мнение: они не могли принять ее прямоту, считая ее неприемлемой, не могли смириться с ее взглядами и поражались тому, что Максим де Уинтер выбрал себе в жены подобную женщину. Они воспринимали ее как нечто чужеродное, тем более что ее происхождение оставалось под покровом тайны. Кто ее родители? Где она росла? Об этом ничего не известно.
Несмотря на существенную разницу между мужем и женой в происхождении, интересах и возрасте, брак оказался удачным, хотя после исчезновения Ребекки у многих развязались языки. Окрестные жители намекали, что семена трагедии были засеяны значительно раньше, чем появились всходы. Слухи росли, молва распространялась все дальше, но толки вспыхнули с новой силой только через год, когда последовала череда шокирующих открытий – и правда начала выходить наружу. Разразился шумный скандал. Но совершенно очевидно, что подробности происшествия не удалось выяснить, поскольку их тщательно скрывали: Мэндерли защищал секреты семьи де Уинтер… и оберегает их и по сей день.
Так давайте же проследим, что произошло 12 апреля и какие вопросы вызывают эти события. Той ночью Ребекка де Уинтер вернулась из недолгой поездки в Лондон – цель ее поездки так окончательно и не была выяснена. Отправилась ли она туда на свидание к любовнику, как считают некоторые? Почему, несмотря на то что у нее там была собственная квартира, где она часто жила, миссис де Уинтер снова отправилась в дорогу, достаточно долгую и утомительную (шесть часов туда и столько же обратно), в тот же день? Почему после возвращения (как отметили горничные, она выглядела утомленной) тотчас отправилась в домик, стоявший на берегу, после девяти часов вечера? Была ли у нее там назначена с кем-то встреча? Или она хотела поплавать на яхте – как потом утверждал ее муж – одна в ночи?