— Знаете ли вы язык коптов?
Так как в этом доме не удивлялись, то, оставив свой бокал, я сказал:
— Я знаю не менее двадцати четырех европейских и азиатских наречий… Некоторые из них не связаны с какой-либо национальностью, а с промыслом, и имеют различные названия… Возможно, мой неизвестный друг, что я знаю язык коптов.
Мой собеседник был человек средних лет. Он был лыс, и голова его напоминала мягкий восковой шар, которым долго играли дети. Нос, губы и уши были капризом природы.
Он был одет в смокинг, жилет с золотыми лилиями по шелку цвета слоновой кости. Он слегка волочил ноги, и — клянусь невинностью — я видел его некогда на Больших бульварах в сером цилиндре и сером сюртуке, под руки с двумя заметными натурщицами.
— Зачем вам нужен язык коптов?
— Чтобы объясниться с одной дамой…
Я припомнил все, что знал из области истории и археологии.
С полной уверенностью я мог бы сказать, что на языке коптов уже не говорят на земле не менее трех тысяч лет.
Впрочем, интересно взглянуть на даму, которая объясняется на языке коптов.
— Моя фамилия С. Я врач по профессии, но вместе с тем и физик. Разумеется, я мало занимаюсь практикой. Значит, вы говорите по-коптски?
В салоне Наяды Сучковой бывали или знаменитости, или миллионеры. Так как С. не был знаменитостью, — он был миллионером… Я привык быть вежливым с миллионерами и скромно сказал:
— Полагаю, что сумею объясниться… Но, по всей вероятности, я несколько слаб в грамматике…
(А любопытно знать, существовала ли коптская грамматика?).
— Я счастлив… — Он встал, приглашая меня следовать за собой.
Я угадал. Это был миллионер. На бульваре его ожидала превосходная карета с весьма благообразным кучером. Я не совсем правильно разбирался в московских улицах, но, насколько мне известно, мы миновали бульвар и площадь и поехали по глухому, как бы загородному переулку. Мой собеседник только однажды прервал молчание меланхолическим вздохом.
— Вы испытываете неудовольствие?
— Да. Я весьма сожалею, что не одарен лингвистическими способностями…
— Между тем, у вас две внушительные специальности.
— Да, в этом я достиг многого.
Далее мы молчали. Затем карета остановилась у довольно высокого дома в загородном переулке этого почти средневекового городка.
— Сергей, поблагодарите барина.
Он сунул кредитный билет в руку кучера и повернулся к многоэтажному дому.
Это был не миллионер. Значит, он гений.
Мы поднялись по узкой лестнице во второй этаж. Была ночь. Лифт не действовал. Пока он зажигал электричество, я успел дважды больно удариться о нечто напоминающее мебель в комнате, куда мы вошли. Когда зажгли свет, я обнаружил нагроможденные до потолка ящики с надписями на английском и французском языке. В такой упаковке обычно пересылают части небольших машин и аппаратов. Я начинал сожалеть о том, что покинул приятное общество и хорошее вино для этой малокомфортабельной обстановки.
Мы вошли в другую комнату. Она была обставлена сравнительно лучше. Приятная старая мебель красного дерева, недурные гравюры на стенах и, как это ни странно, толстый канат проводов, толщиной с руку, проходивший вдоль стены и уходивший за драпировку и, по-видимому, дальше. Я забыл сказать о толстых голубых драпировках в старинном вкусе, разделявших комнату на две половины. Хозяин снял пальто в этой комнате и предложил сделать мне то же. Затем он указал мне кресло и сказал, обнаруживая некоторое волнение:
— Граф Пьетро да Коста… Я могу верить вашему джентльменскому слову?
Я ответил поклоном.
— Дайте мне слово, что вы не будете проникать далее той черты, какая будет мною указана.