«Все, конец! – успел подумать Гелон. – Скоро я встречусь с отцом…».
Тит Юний давно заметил Тиберия Младшего и искоса наблюдал за ним, помня обещание, данное Фонтею. Он видел, как на сына легата кинулся какой-то ливиец, чтобы добить лежащего всадника, не успевавшего выдернуть ногу из-под брыкающегося от боли коня. Перепрыгивая через лежащих повсюду убитых и раненых, центурион успел достать мечом врага, слегка задев его спину, и когда тот обернулся, вступил с ним в поединок, одновременно оттирая от Тиберия испанца.
Этих нескольких мгновений было достаточно, чтобы Гелон выбрался из-под лошади и кинулся на помощь своему спасителю.
– Я выполняю то, что обещал своему другу и твоему отцу, – бросил ему Тит Юний, не переставая ловко орудовать мечом. – Так что присоединяйся к пешим легионерам!
Все остальное для Гелона было, как в тумане. Он помнил, как сражался плечом к плечу с триариями, как наконец-то враг дрогнул и побежал, как они нещадно догоняли карфагенян и резали… резали… резали; как солнечный диск окрасился в цвет крови; как радовались и обнимали друг друга шатающиеся от усталости легионеры; как долго ликовал вечерний лагерь.
Все понимали: это конец войны. Войны самой ужасной и кровавой в истории Рима.
ГЛАВА четырнадцатая “Соединение сердец”
«Чем честнее человек, тем меньше
он подозревает других в бесчестности.
Низкая душа предполагает всегда и
самые низкие побуждения у благородных поступков»
ЦИЦЕРОН МАРК ТУЛЛИЙ
Такой счастливой Аришат еще не была никогда. Она не могла сбросить с себя ощущение эйфории, не покидавшее ее ни на минуту. Да в этом и не было нужды.
Она провела уже три месяца на чужбине, но дом, арендованный в Никомедии, стал для нее таким родным и уютным. Аришат не думала, что здесь, вдали от Карфагена и Рима, где она прожила большую часть своей жизни, ей будет так волшебно. Она словно вернулась в прошлое и теперь ее имя снова Аришат, а рядом с ней Мисдес, которого она не забывала никогда. Ее настоящий муж, данный ей богами, являвшийся к ней постоянно во сне, в течение всей долгой и чужой жизни в Риме…
Когда привратник их дома на Палантине сообщил, что ее хочет видеть какой-то иностранец, она очень удивилась и велела пригласить гостя в атриум для беседы. Вошедший мужчина лет пятидесяти, одетый в греческие одежды, с аккуратно постриженной бородой, посеребренной сединой, тепло взглянул на нее, и негромко поздоровался по- кельтиберийски:
– Ну здравствуй, Аришат …
От этого голоса у степенной римской матроны, еще не утратившей своей необыкновенной красоты, подкосились ноги, и она тяжело опустилась на мраморную лавку.
– Мисдес… – По ее голосу, дрожащему, едва слышному, было понятно, что она готова вот-вот лишиться чувств.
А он стоял и улыбался, еще не до конца веря в это чудо – встречу с любимой женщиной спустя четверть века. После столько лет поисков…
Он потерял надежду снова увидеть ее, но богам было угодно, чтобы эта встреча все-таки состоялась. В прошлом году его и Адербала Совет направил к Масиниссе, который совсем распоясался под крылом Рима. Царь последнее время вел себя очень нагло, ни во что не ставил территориальную целостность Карфагена и постоянно нарушал границы.
Ни для кого в Сенате не было секретом, что Мисдес – зять могущественного правителя Нумидии, и старейшины рассчитывали на удачное завершение переговоров. Однако царь встретил их холодно. Как хитрый политик, он не единым словом не обмолвился о своей дочери Кахине. Зато встреча с Гаудой была очень теплой. Любимец Масиниссы мог позволить себе не подражать своему господину и пригласил Мисдеса к себе домой. Там, за богатым столом, пьяный от хорошего вина нумидиец разоткровенничался:
– Я не думал, что мы когда-нибудь встретимся, братья мои. Вы – лучшие из карфагенян, и мне вас всегда не хватало.
– Мы тоже скучали, Гауда, – ответил Адербал.
– До Замы мы виделись гораздо чаще, – добродушно съязвил нумидиец.
– Если бы не ты, то мы бы встретились только в подземном царстве… – сказал с благодарностью Мисдес.
– Полно, – подняв руку, остановил его Гауда. – Вы оба просто очень удачливы. Вам бы в любом случае повезло: не я, так кто-нибудь другой помог бы вам избежать смерти.