Сложив записку вдвое, он передал ее Журналисту, а тот дальше Старшине. Зябликов после мгновенного колебания раскрыл записку и пробежал глазами текст, а затем отдал через барьер секретарю. Кузякин скосил глаза и тоже успел схватить смысл записки. Выражение лица у обоих при этом стало очень озадаченное.
Оля передала записку Виктору Викторовичу, тот развернул ее и несколько раз, не меняясь в лице, прочел текст. Язва опять сильно заныла под чертовой мантией.
— Оля, в протокол. Оглашается вопрос присяжного Драгунского…
Он сделал паузу, понимая, что сейчас будет, но в этот момент Лисичка, цепляясь бордовыми ногтями за стол и стаскивая с него какие-то бумаги, с грохотом боком повалилась на пол.
— Врача! — закричала прокурорша, вскакивая и начиная бегать по залу, забыв про каблук, который тут же снова обломился, и она тоже полетела на пол рядом с безжизненным телом Лисички.
Подсудимый из клетки не мог видеть лежавшую позади стола представительницу потерпевшего и смотрел на лица присяжных. «Гурченко» вскочила со своего места, чтобы получше все разглядеть, Шахматист, не в силах сдерживаться, восхищенно хлопал себя по коленке, а на лице Актрисы выражался кислый скепсис.
— Перерыв, — сказал судья, сам не зная, следует ли ему радоваться или негодовать. — Оля, занесите в протокол: перерыв объявлен в связи с обмороком представителя потерпевшего — и вызовите по телефону врача срочно.
— Я медсестра, ваша честь, — подняла руку со скамейки Хинди. — У меня есть в сумке нашатырь, ей надо срочно дать нашатырь, если… — другие присяжные повернулись к ней, и она тихо закончила: — Если это обморок, конечно.
— Ну-ка давайте! — скомандовал судья, — Сейчас перерыв, это все без протокола. Если вы медсестра, а так и в списке, то сделайте что-нибудь.
Хинди, оттолкнув мешавшего ей Петрищева, который, кажется, один из всех поверил в обморок Лисички, побежала за нашатырем, а Актриса, которая не отрывала от лица представителя потерпевшего опытного взгляда, заметила, как у той дернулось веко. Хинди выбежала из комнаты присяжных и стала, приподнимая ей голову, совать под нос флакончик. Лисичка томно вздохнула и открыла глаза, но, видимо, ее не учили или она забыла, как надо падать в обморок и как выходить из него. Лудов из своей клетки понял всю сцену по лицу Актрисы, даже и не видя, что происходит внизу за столом.
— Вы в состоянии сами дойти до врача, Виктория Эммануиловна? — излишне заботливо спросил судья со своего места. — Да? Тогда все, до завтра. Завтра уж вы сможете прийти как обычно?
— Да. О, да! — сказала, поднявшись с пола, Виктория Эммануиловна.
Понедельник, 3 июля, 14.00
Схватив портфель в комнате присяжных, Океанолог побежал к выходу, Журналист на отдалении последовал за ним. Елена Львовна Кац шла впереди, и Драгунский нагнал ее у лифта. В лифт вошла целая толпа вместе с адвокатессой, Океанолог шагнул следом, но переполненный лифт дал зуммер, и вошедший последним Слесарь осадил его очень выразительным взглядом. Океанолог и Журналист стояли возле лифта, когда к ним подошел, скрипя ногой, Зябликов.
— Это точно, Вячеслав Евгеньевич? — спросил Майор, — Вы ничего не перепутали?
— Про Британские Вирджинские острова?
— Да. Я же прочел записку. Да вот и Журналист, по-моему, тоже. Так, Кузякин?
Журналист кивнул, и оба посмотрели на Драгунского.
— Конечно, точно, — сказал Океанолог, перекладывая портфель под мышку. — Я же там бывал.
К лифту подошли Актриса, Хинди, Ри и «Гурченко», которая уже вернулась к своей излюбленной теме.
— Если он сегодня опять приведет эту шалаву и они снова будут пить портвейн, я убью их обоих, — говорила она Хинди. — Пусть меня заменят запасным.
Подошел лифт, они сели в него все вместе.
— А туда они не направляли запрос? — уточнил Зябликов в лифте.
— Так вот же, я об этом и хотел спросить через судью, — сказал Драгунский, — Он бы уже прочел мою записку, если бы эта лиса не грохнулась в обморок.
— Да никто так в обморок не падает, — сказала Актриса, — Я сама в него падала на сцене и в кино двести три раза. Это не так делается, и в себя приходят тоже не так.
— В себя не так, — согласилась Хинди, — это я тоже видела.
Лифт остановился на первом этаже, двери поехали в стороны.
— И все-таки вы должны еще раз позвонить в милицию, — сказала «Гурченко» Старшине. — Или, еще лучше, зайдите сами к начальнику, вас там послушают. Знаете, суд — судом, а мою жизнь спасать тоже надо…
Драгунский увидел Елену Львовну Кац, которая, на его счастье, задержалась, встретившись в холле с коллегой, и рванулся в ту сторону.
— Ваша машина возле суда? — тихо спросил он у Ри.
— Да… — сказала она. — А что?