— Ну уж нет, так я не согласен, — завелся Кузякин. — Так у меня вообще никаких гарантий, давай-ка три штуки вперед…
Шкулев довольно захохотал:
— Продал ты свою истину, Кузя! Ну правильно, я согласен, за совесть деньги вперед надо платить, иначе потом это уже не совесть, а так, рядовая сделка!
Тут уже и Кузякин понял, что в капкане, и потрогал резинку на хвостике.
— Короче, четыре за убийство, если они сумеют его доказать, но две вперед, а если за все, то пять, — сказал он.
— Давай-ка лучше выпьем, — сказал Шкулев. — Тут без пол-литра не разберешься.
— Да на машине я. Попадусь — из присяжных выгонят как минимум.
— Отмажут, — засмеялся Шкулев. — Ты им теперь нужен. Впрочем, ладно, как хочешь. Печать на пропуск у Наташи не забудь поставить.
— А когда деньги? — спросил Кузякин.
— Как будут, я тебе перезвоню.
— А твоя доля сколько?
— А это уж не твое дело, Кузя.
Когда Кузякин ушел, Шкулев подошел к двери, убедился, что его спина мелькает уже в конце длинного, как взлетная полоса, коридора, и снова взялся за телефон.
Понедельник, 3 июля, 19.00
В принципе, Тульскому в баре говорить с Зябликовым тоже было уже больше не о чем, если не пускаться в военные мемуары, но тогда пришлось бы брать еще водки. А ему надо было успеть на встречу к руководителю следственной группы, причем туда надо было еще доехать на машине и появиться более или менее трезвым.
— Что-то не звонит, уламывает, наверное, — сказал Тульский, колеблясь, выпить ли последнюю рюмку водки сейчас или оставить на потом, когда Шкулев сообщит ему по телефону результат, в котором он, в принципе, мало сомневался. — А мне в Большой дом надо еще. Вызывают. — Он насмешливо поднял палец вверх. — Опора империи, холодный ум, чистые ноги. Ну, если они меня дурили с этими компакт-дисками… А в Тудоев к Кольту я, пожалуй, все-таки съезжу.
— Во-первых, Кольт все-таки наш, а получается, что я тебя на него навел, — сказал Майор. — Некрасиво. Во-вторых, он тебе все равно ничего не скажет, ты же мент.
— Ну, кому мент, а кому боевой друг. А потом, я же в убойном отделе, я не ОБЭП, мне-то что, так только, поговорить по-дружески.
— А тогда зачем? — с интересом спросил Зябликов. — Дело твое по убийству уже в суде, ты что его, из суда теперь отзывать будешь?
— Да нет, просто так, для себя, — сказал Тульский.
— Но правды же нет? — уточнил Зябликов. — А вот Журналист говорит, что есть и хочет быть узнанной. Он знаешь, как говорит? Что она помимо нас через нас вылезает, в этом даже и заслуги нашей никакой нет. Вот ты и собрался в Тудоев.
— Ну и демагог ты, Зяблик, — искренне поразился подполковник. — Гляди, научился там, в суде. Да, может, я еще и не поеду. Может, это я так, спьяну сказал.
Наконец в кармане у него затренькала трубка, он поднес ее к уху и долго молча, но гримасничая и поддакивая выслушивал сообщение. Глаза у его друга Зябликова стали такие, словно он наблюдал за Тульским из окопа.
— Следственный эксперимент прошел успешно, — сказал наконец Тульский, но почему-то без особой радости, пряча трубку в карман. — Он сказал, что возьмет. Мол, если убийство будет доказано, то почему же не взять? Тут тебе и правда, и деньги в одном флаконе. В общем, разумно он рассудил.
— А если не доказано? — потемнев лицом и подумав, спросил Зябликов.
— То есть как не доказано? — переспросил Тульский. — Там железно доказано все, я же тебе говорил. А если бы даже и были чуть-чуть какие-то сомнения… Я же знаю людей, Зябликов. Вот тут правда, — показал он на одну кружку, — а вот тут деньги. Если тут, в этой кружке, деньга, то можно чуть-чуть… — Он ударил кружку о кружку и засмеялся, — Я же говорю, что Бог — это всего лишь только деньги. Выпьем, Зяблик. Горько! Горько, самый черный пояс без ноги! А хочешь, я тебя с сисястой прокуроршей познакомлю, она же тебе нравится? Денег у меня нет тебе дать, но тебе же тоже должно что-нибудь достаться по справедливости. Хочешь, Зяблик, а? Выпьем…
Понедельник, 3 июля, 20.00
Тульский ехал в Большой дом через пробки долго, он все-таки не лихачил за рулем выпивши, да и не спешил. За окном кабинета Кириченко, которое выходило на оживленную улицу внизу, уже начинало не темнеть, но чуть вечереть.
— Чай уже выпили весь, — сказал хозяин, когда он вошел. — Что так долго?