— Простите, гражданин, но мне, как командиру туристского отряда, необходимо знать… — Голос у девочки был сухой, самоуверенный. — Ответьте мне, пожалуйста, Галя сама напросилась у вас ночевать или это вы ее позвали? — обидчивым тоном спросила она его.
— Сейчас не до Гали, надо вашего начальника вылечить! — оборвал Георгий Николаевич девочку, повернулся и стал подниматься по тропинке, скрытой в кустах.
Издали он слышал, что ребята у костра о чем-то оживленно и горячо заспорили.
Опять опьяняющий озон, смешанный с ароматом черемухи, струями полился в его легкие, опять соловьиный хор обрушил на него свои трели…
Но ему было не до лесных запахов, не до лесных песен. Он думал об опасно заболевшем человеке, когда дорог каждый час.
Между тем все в палатках проснулись, выползли наружу. Весь туристский отряд собрался. Лица у ребят при мерцающем свете костра были тревожные. Многие дрожали не от холода, а от нервных переживаний.
Петр Владимирович лежал на одеялах и глядел на небо. Мальчики и девочки разместились вокруг. Он им объявил, что у него аппендицит и сейчас его отправят в больницу, а их устроят в пионерлагерь.
— Мне трудно говорить от боли… Будьте мужественны, стойки. Через неделю я вернусь совсем здоровым, — закончил он свою речь.
Все молчали. Иные девочки кусали губы, едва сдерживаясь от слез.
— Не хотим в пионерлагерь! Здесь останемся! — первым сказал Миша.
И тут все до одного дружно повторили:
— Здесь останемся!
— Обещаю вам: дисциплина будет на самом высоком уровне, — сказала длиннолицая девочка, командир отряда.
— А на купанье я буду командовать — во! — подхватил Миша.
— Подождите, я подумаю, — проговорил Петр Владимирович, кряхтя от боли.
Ребята потихоньку переговаривались, гудели, как пчелы в потревоженном улье.
«Обещаете?.. Обещаю!.. Обещаем!..» — долго еще слышалось у костра.
Георгий Николаевич тем временем подошел к своему дому. К его удивлению, в окнах светилось электричество. Настасья Петровна не спала. Она стояла к нему спиной, наклонившись над корытом, и стирала Галины вещи. На столе он увидел початую коробку шоколадных конфет, которая еще с весны береглась «про черный день».
— А девочка где? — спросил он жену.
— Выкупала ее в корыте, теперь спит. — И она показала на русскую печку.
Под самым потолком на подушке лежала кудрявая, светлая Галина голова. Ее длинные мохнатые ресницы доходили чуть ли не до половины щек.
Настасья Петровна, продолжая стирать, молча выслушала взволнованный рассказ мужа. Узнав, что он собирается идти звонить, вызывать «скорую помощь», она повернулась от корыта.
— Никуда ты в пионерские лагеря ночью не пойдешь! — не допускающим возражений голосом сказала она. — После такого дождя никакая машина к нам не доберется.
Георгий Николаевич хотел было ей возразить, что человек, может быть, умирает, что ждать — преступление.
— Иди и разбуди Илью Муромца, — продолжала она. — Только он один и сумеет довезти. А сам пристроишься на запятках. Да скорее иди! И знаешь, как будить старика? Посвети своим фонариком ему в окошко.
Илья Михайлович, тот, которого Настасья Петровна назвала Ильей Муромцем, славился по всей радульской округе не только как искусный плотник и художник-самоучка, но еще и обладал мотоциклом повышенной мощности, да еще с коляской. Был он с виду, несмотря на свой преклонный возраст, настоящим богатырем.
Его тезка — прославленный во многих былинах старший богатырь земли русской — в летописях, однако, не упоминается. Многие ученые вообще сомневались: а существовал ли на самом деле в десятом столетии такой крестьянский сын, уроженец села Карачарова возле города Мурома?
Насчет того богатыря — был ли он или не был — неизвестно, а вот в селе Радуль и сейчас, в двадцатом столетии, живет старик, которого за глаза все его односельчане зовут Ильей Муромцем.
Но с недавних пор случилась с ним беда: он совсем оглох. Вот почему Настасья Петровна и посоветовала его будить с помощью фонарика.
Подойдя к дому старика, Георгий Николаевич пустил яркий луч в окошко и заиграл им по стенам и потолку.
— Кто там фулюганит? — услышал он заспанный сердитый голос.
Увидев знакомое лицо, Илья Михайлович выскочил из двери. Георгий Николаевич осветил его фонариком и невольно улыбнулся — уж очень комично выглядел старик на фоне своего резного, как на боярском тереме, крыльца: высокий, лохматый, с седой бородой, в майке, в трусах и босиком.