— А что, это имеет значение? — осторожно спросил Гена.
— Конечно. Маргарита сказала тихо:
— Мария Никоновна, но ведь это действительно он. Заведующая сберкассой растерянно пожала плечами: она бы и рада, да не имеет права.
— Тем более фамилия у вас такая распространенная…
— За что же я у вас тут три дня мерз? — улыбаясь, спросил Гена.
— Надо же что-то сделать, — уже тревожно сказала Маргарита. Заведующая опять ушла за перегородку и стала звонить по телефону в райфинотдел. Ее долго не соединяли.
— Гена, вы не волнуйтесь, — стараясь не глядеть ему в глаза, сказала Маргарита. — Все будет в порядке.
— Да я и не волнуюсь ни грамма. Что вы, Моричка!
Тенина жена Шура, у которой как-никак было законченное среднее, сколько раз учила его, что говорить «не волнуюсь ни грамма» нельзя. Но Гене казалось, что это впечатляющее выражение.
Он стоял у печи, грелся и поглядывал на стенные часы. В два сорок восемь отойдет его поезд, завтра в восемь он уже будет в Москве, ловко минуя турникет в метро, сумеет бесплатно доехать до станции «Багратионовская»…
— Наделал я вам тут хлопот! — сказал он, очнувшись от своих подсчетов.
— Ну что вы! — в один голос сказали сотрудницы.: Наимушин то ли действительно совсем замерз, то ли нервы его больше не выдерживали. Он вошел в помещение сберкассы и остановился в дверях.
— Похоже, горим, — сказал ему Гена.
Более растерянного лица он в жизни своей не видел. Того почти трясло.
— Да брось ты! — сердито сказал Гена. — Нельзя же так.
Наконец заведующая вернулась. Из райфинотдела ей дали указание денег по завещанию не выплачивать. Гене объяснили, что он должен обратиться в народный суд для установления свидетельскими показаниями своей тождественности с наследователем. Но это не раньше, чем через полгода, в течение которых может обнаружиться еще какой-нибудь Геннадий Иванович Иванов.
— Заморочили вы мне голову, — сказал Гена. — Суд еще какой-то!.. Не надо мне ничего. Вон ему отдайте. — И он указал на Наймушина.
Заведующая терпеливо повторила Гене: он должен в судебном порядке доказать, что он — Геннадий Иванович Иванов, а потом официально через нотариуса отказаться от вклада в пользу Наймушина. Иначе тот ничего не получит.
При этих словах Наимушин вцепился в Гену, как мать в новобранца.
— Друг! Ты уж не бросай меня, доведи дело до конца. Я ведь для девочки… Хорошая девчонка-то, говорить уж начала. Помоги, друг!
Голубые глаза Наймушина жалобно мигали, на лбу опять проступил пот, как у приговоренного. Гена отвернулся.
«Для девчонки! Небось пропьешь половину, — с горечью подумал он. — Ведь это что за беда на мою голову!» Но в душе уже чувствовал, что и в суд пойдет, и свидетелей туда поведет, и потащится к нотариусу, о котором он раньше знать не знал. Кино, да и только! И все ради чужого дяди в ушанке с грязной тесемочкой.
— Ладно, — сказал Гена. — Большое до свидания всем! До встречи в космосе. — И он вышел из теплого помещения на мороз.
Решил сразу же взять рысь на вокзал. Но еще до угла не добежал, когда услышал за собой:
— Гена! Подождите!
Гена повернулся и побежал обратно, навстречу Маргарите. Только сейчас он понял, что это с его стороны все-таки хамство: мог бы и персонально с ней проститься.
— Гена, у вас есть деньги на дорогу? — запыхавшись, спросила Маргарита.
Он видел, что у нее что-то зажато в кулаке. Купюры, конечно… А может быть, просто носовой платок. Холод-то какой — прямо слезы выжимает.
Гена взял Маргаритину свободную руку.
— Спасибо, Моричка! Билет в кармане — это основное. На прочие расходы, возможно, рубля два и не хватит… Так их у меня всегда не хватает.