Про сессию Гена врал: он пока только все собирался поступить на заочное отделение в какой-нибудь институт. Но сейчас надо было, чтобы Наймушин понял, с кем он имеет дело.
Сунув озябшие кулаки в карманы курточки, Гена быстро пошагал прочь. Оглянулся, не идет ли за ним Наймушин. Но тот почему-то не пошел, остался торчать около сберкассы, словно мог там себе что-то вымолить. Ухо его ушанки обвисло совсем.
В доме для приезжих Гена получил койку. Там он просидел до темноты, решив на улицу не выходить, чтобы не повстречаться опять с Наймушиным. Не пошел даже в столовую, а попил чаю у дежурной. На добрых женщин Гене явно везло.
На казенной койке у него было достаточно времени поразмышлять о том, как он сегодня утром выглядел сам в глазах Маргариты и других сотрудниц сберкассы. Они-то, конечно, знали, что деньги покойной Матрены Яковлевны достанутся ему так, за здорово живешь. А он-то хорош: «Здравствуйте, девушки. Мне тут получить…» Особенно неудобно было Гене перед Маргаритой: других он первый раз в жизни видел, а той когда-то стихи читал, и даже больше… Господи Боже, надо же было так получиться, чтобы свалились на него эти деньги!.. Ведь жил же он без них, не помирал.
Гене хотелось выпить, чтобы не было так паршиво. Но опасение, что если Наймушин ему ничего не подкинет, то просто не на что будет ехать домой, останавливало Гену. За койку в доме приезжих тоже пришлось уплатить за трое суток по рублю пятьдесят.
Он задремал, когда в дверь постучали. Подумал, что это Наймушин, и собрался не отвечать. Но стук был какой-то культурный, и Гена решил открыть. За дверью стояла Маргарита.
— Я решила зайти, — сказала она, — узнать, как вы устроились. У нас здесь с койками трудно бывает.
— Спасибо, — сказал Гена. — Только что ты мне, Моря, «вы» говоришь? Я вот сейчас лежал тут и вспоминал, как мы с тобой в лодке перекувырнулись.
Гена врал; ничего он не вспоминал. Но Маргарита поверила.
— Помню! Хорошо, что у самого берега. Знаешь, Гена, а я этим летом финансово-счетный техникум окончила. Хотелось в областной центр попасть, но ничего не вышло. А как твои дела?
На Маргарите было голубое суконное пальто с рыжей лисичкой, шерстяная вязаная шапочка-колпачок. Живые глаза и розовые щеки наводили Гену на мысль, что Маргарита еще не повязала себя по рукам и ногам, выйдя замуж.
— Я тоже… работаю, — сказал Гена. — Слушай, Моря, это точно, что мне деньги причитаются?
— Конечно. Ну а что ты тут сейчас сидишь? Пошел бы куда-нибудь. У нас Дом культуры новый.
Гена признался, что не хочет встречаться с Наймушиным.
— Да он же в охотхозяйстве живет, за сорок километров. Я видела, как он в автобус садился. Раньше понедельника он, вот увидишь, и не вернется.
Тогда Гена осмелел и напросился проводить Маргариту домой. Не мешало бы подгладить брюки, которые он сильно помял, валяясь почти весь день на койке. Но сейчас было уже не до того.
— Отвык я от морозов, — признался Гена, когда шел рядом с Маргаритой по белой улице. — Теща советовала дубленку надеть, а я так… не рассчитал.
— Что ты, сейчас тепло. Вот перед Новым годом у нас было тридцать шесть.
— Да?.. Моря, а ты, случайно, не знаешь, сколько там еще процентов?
— Не помню. А что?
— Да так, знаешь… Интересно все-таки. Маргарита оглядела его скользящим взглядом.
— Ты так мне и не сказал, как живешь.
— Да ничего… Живу, как все. Машину собираюсь купить. Маргарита улыбнулась: явно не поверила.
— В гости зайдешь?
Жила она уже не в Долгой слободке, а в новом доме на улице партизана Абакумова. Когда поднималась на четвертый этаж, Гене померещилось, что он уже у себя дома в Москве, на улице легендарного Олеко Дундича.
— Родители отправились в Пермь, — сообщила Маргарита. — Папе нужен новый протез, он ведь инвалид. Да ты, наверное, его помнишь?
— Извини, как-то стерлось, — сказал Гена. — А у вас тут теперь очень хорошо!
Это был комплимент: обстановка в новой квартире пока была самая умеренная. Единственное, чему Гена мог бы позавидовать, это восьми томам Конан Дойля, которые, как он слышал, в Москве «толкают» по двадцать рублей за том. Наверное, Маргарита этого не знала, потому что Конан Дойль лежал у нее без особого призрения на окошке.
— Знаешь, Гена, по чьей вине ты здесь? — вдруг спросила Маргарита. — По моей. Это я Наймушину адрес дала. Конечно, тебя бы все равно разыскали, но когда бы это еще было!
— Спасибо! — сказал Гена. — Ты, значит, знала мой адрес?
— Конечно. Мне его Матрена Яковлевна еще три года назад дала. Я знала, что ты вступил в брак. И все-таки мне захотелось тебе написать. А потом я что-то раздумала…