Она кивнула, почувствовав, что ее присутствие становится излишним. После того, как они ушли в дом, Пенелопа попыталась обдумать то, что здесь произошло. «Если Уиплоу не станет молчать», — повторила она про себя слова, сказанные Цинтией спросонок. О чем ему следовало молчать? Не скрывает ли Артур какое-то преступление? Это было маловероятно. Он был известен всем в деревне и полицейские, появляющиеся там время от времени, всегда были с ним очень любезны. Со стороны Дорбана не было никаких попыток спрятаться…
Пенелопа подосадовала на себя за беспомощные предположения. Посещение Уиплоу могло объясняться весьма просто, и ни к чему было представлять за всем этим какое-нибудь преступление. Как легко попасть в неудобное положение из-за чего-нибудь, не подлежащего огласке!
Со вздохом Пенелопа поднялась со своей скамьи. На горизонте она увидела очертания корабля и приостановилась. Рядом раздался шорох. Перед ней вырос садовник — единственный англичанин из всего штата слуг.
— Доброе утро, мисс. Рассматриваете «Полианту»?
— Вы имеете в виду тот корабль? Вы его знаете?
— Да. Вчера опять вошел в эти воды. Поговаривают, что судно принадлежит какому-то французу. Оно запасалось продуктами поблизости от Дортмура.
— Это пассажирский пароход?
Садовник хмыкнул.
— Это яхта.
— Вот оно что! Мне казалось, что для яхты «Полианта» слишком велика.
Садовник, который не хотел согласиться с тем, что существует иностранное судно вместительнее и лучше английского, поспешил заверить ее, что ему приходилось видеть яхты еще больших размеров…
До комнаты, в которой Пенелопа начала свою работу, доносились приглушенные голоса из гостиной. Потом она увидела как мужчины вышли и пошли вдоль дома.
Дорбан заметил ее за рабочим столом и отвел гостя подальше, там где их нельзя было услышать.
— Уиплоу, — сказал он, — вы первый человек, который меня обошел!
— Вы это уже мне говорили, — проворчал тот в ответ, — но что вы себе вообразили, даже если я и приехал в Европу? Я просто был не в состоянии оставаться в Америке. Это слишком скучная страна для человека, который, как я, любит веселую жизнь. Вы даже не можете себе представить, до чего там скучные люди! Если вы там за завтраком хоть одно слово скажете о масле, то там сразу найдутся два-три знатока, которые промучают вас все утро своими рассуждениями о масле. Мне это действует на нервы!
— И все же я не считаю это достаточным основанием для того, чтобы вы нарушили свое обещание и приехали сюда, — сказал Дорбан, в глазах которого загорелись зловещие огоньки. — Выслушайте меня, вы, проклятый, ищущий наслаждений воришка! Вы возвратились сюда потому, что в Мексике ухитрились просадить в карты все деньги. И теперь хотите выжать из меня еще. Но у меня нет лишних средств. Я вам дам ровно столько, чтобы вы могли вести скромный образ жизни. Вы будете еженедельно получать определенную сумму денег. А если вздумаете угрожать мне доносом или станете назойливым, я сумею заткнуть вам рот. Вы меня поняли, Уип?
Уиплоу забеспокоился.
— Но должен же я как-то жить! Не так ли?
— Да… Пока вы живы, — многозначительно ответил Дорбан.
Уиплоу побледнел.
— Давайте поговорим спокойно. Я отошлю девушку в город, а вы ступайте в деревню и пошлите Цинтии телеграмму.
В одиннадцать часов прибыл ответ от Цинтии: «Направь Пенелопу с обеденным поездом в город. Я ее встречу в Паддингтоне».
Пенелопа была рада подвернувшейся возможности покинуть дом…
Глава 5
В этот раз мистер Джеймс Ксенократ Оксфорд признал, что на улице очень жарко. До сих пор он всегда презрительно говорил:
— И это, по-вашему, жара? Вам следовало бы побывать в Нью-Йорке! Там в эту пору, чтобы можно было дышать, пускают в ход все вентиляторы. Вот там говорят, что жарко, когда ртуть вылезает из трубочки термометра и лезет на дерево! Но и к этому люди привыкают. В Лондоне не было жарко со времен большого пожара, во время которого шестьсот лет назад сгорел весь город.
Мистер Оксфорд был ростом под два метра, но из-за своей тучности казался ниже. Лицо его было красным и густо испещренным сеткой морщин. Умные веселые глаза, хотя и заплыли жиром, весело глядели на мир. Разумеется, у него был двойной подбородок, но, несмотря на свои пятьдесят лет, в шевелюре не было ни одного седого волоса. Одевался он тщательно и в его изящно завязанном галстуке всегда торчала жемчужная булавка. Мистер Оксфорд никогда не носил жилет и подтяжки. Вместо них на нем был широкий кожаный пояс с красивой золотой пряжкой.
Контора мистера Оксфорда помещалась на четвертом этаже одного из зданий поблизости Гайд-парка. Из окон конторы он с наслаждением смотрел на мир, деревья, газоны и цветы. Порой в кабинете мистера Оксфорда доносились звуки игравшего в парке оркестра, и тогда он отрывался от работы, придвигал стул к окну и, сложив руки на животе, слушал музыку, пока не наступали сумерки, а на улицах не загорались фонари и огненные глаза автомобилей.
На табличке, красовавшейся у дверей, значилось его имя — Джеймс Оксфорд. Указание рода его деятельности отсутствовало. Однако у него был сравнительно большой штат служащих: секретарей, стенографисток и агентов, которые частично находились в его конторе, а частично — вне ее.
Остальные жильцы этого дома называли его кратко — «толстый американец», и благоволили к нему, потому что он был всегда весел и любезен. Никто не проявлял особого интереса к его занятиям, и то обстоятельство, что он был американцем, заставляло по отношению к нему быть сдержаннее, чем к другим людям.
Пить чай мистер Оксфорд приучился в Оксфорде.
— Поставьте туда прибор, — сказал он, указывая на маленький столик у окна.
Одна из секретарш принесла ему на подносе чай. Но это был не тот чай, который пьют в Англии. Это был крепкий напиток, горячим налитый в стакан с колотым льдом.
Несмотря на то, что в конторе мистера Оксфорда работало семь служащих, никто из них не имел ни малейшего понятия о характере занятий их шефа.
Можно было бы предположить, что его деятельность имеет какое-то отношение к пароходству. На столе большого кабинета мистера Оксфорда была расстелена исполинская географическая карта мира и по ней ежедневно перемещались маленькие модели судов. Один из служащих был ответственен за порядок на этой карте. Тысячи маленьких пароходиков населяли этот искусственный мирок. Они передвигались во всех направлениях — на юг, север, восток и запад. Дважды в день подробная сводка движения настоящих кораблей поступала к мистеру Оксфорду, и он лично приходил в кабинет, чтобы окинуть взглядом всю картину.
— Что с «Ниппом Мару», Стенджер? Она стоит ближе к Иокогаме, чем к Шанхаю. А пароход «Кунард Майн» явно уклонился от курса! Или вы его снова спутали с одним из судов Унион Кестль Лайн?
И мистер Джеймс начинал отчаянно ругаться, хотя глаза его и в это время не утрачивали приветливости.
Обязанностью одной из секретарш был надзор за всеми железнодорожными сообщениями Европы. Мистер Оксфорд ежедневно подвергал ее строгому экзамену:
— Некто направляется в Комо, Базель, Геную, Белград, Вену. Он хочет в дороге задержаться на час в Люцерне. Имеет ли он возможность это сделать, не пропустив своего поезда? Вы полагаете, у него достаточно времени? В таком случае вы ошибаетесь! Остановка в Люцерне нарушит ему весь маршрут! Вам следовало бы знать это! Вы полагаете, что он мог бы там задержаться на час, потому что он может воспользоваться сообщением через туннель Сент-Говард? Это не так — гляньте в путеводитель!
У мистера Оксфорда была отдельная комната, в которой висело множество карт Европы. На них были обозначены все пути водных, железнодорожных и воздушных сообщений и тут же имелись памятки о всех, находившихся на борту пароходов, грузах. Он мог точно назвать сколько и чего находится в трюмах любого судна, независимо от того, где эти суда находились.