Сейчас всё, чего я хочу — это посидеть в том заброшенном женском общежитии и почитать книгу. Поправляя очки на носу, я приподнимаю бровь.
— Можно мне пойти? — то, как отец хмурится, отвечает на этот вопрос за меня. — Почему нет? Ты сказал, что я могу увидеть её на Рождество, но если она на реабилитации, то я вообще не смогу её увидеть!
— Не будь эгоисткой, Шарлотта. Твоя мать делает сознательный выбор в пользу своего собственного выздоровления.
— Не понимаю, почему я не могу просто поехать с тобой и отвезти её туда, — начинаю я, чувствуя, как слёзы застилают мне глаза, но папа явно закончил разговор. Он хватает свою одежду с кровати и направляется в ванную. — Это грёбаная хренотень.
— Я начинаю уставать от твоего грубого языка. Он заставляет тебя казаться необразованной. Ты хочешь, чтобы люди воспринимали тебя именно так? Как заведомо невежественную и необразованную? Потому что так, ты не очень далеко продвинешься в жизни, Шарлотта. — Мой рот сжимается в тонкую линию, но спорить с ним нет смысла. Он убедится, что выиграет все до единого. — Кроме того, ты должна уважать желания матери.
— В смысле? — спрашиваю я, следуя за ним на несколько шагов к двери ванной. — Она не хочет меня видеть?
Папа ничего не говорит, но я вижу, что это написано на его лице.
— Она попросила одного меня забрать её, потому что не хочет, чтобы ты видела её такой. Это потому, что она любит тебя, Шарлотта, она и не хочет, чтобы ты приезжала. — Он направляется в ванную и закрывает за собой дверь. Тем временем это чувство онемения просто проникает во все пальцы рук и ног и остаётся там, даже когда он выходит за дверь, даже когда возвращается, и оно не отпускает меня всю дорогу до Коннектикута.
Глава 17
Январь на северо-востоке чертовски холодный. То короткое пребывание в Калифорнии лишило меня всякой остаточной стойкости к погодным условиям. Большие каменные коридоры Академии Адамсон кажутся ледяными пещерами, когда я, дрожа от холода, иду с последнего урока на заседание Кулинарного клуба.
— Как долго этот чёртов обогреватель будет отключён? — огрызается Спенсер, ставя несколько кастрюль и сковородок на стол. — Эти придурки работали над этим весь день.
— Учитывая сумму, которую им платит школа, можно подумать, что всё уже сделано, — мягко добавляет Черч, потягивая кофе, когда я, проталкиваясь бёдрами, вхожу в комнату. Его янтарные глаза встречаются с моими, когда я бросаю рюкзак на пол и поплотнее запахиваю новую куртку, которую получила в подарок на Рождество. Это единственное хорошее воспоминание о Рождестве, с которым я вернулась из Калифорнии.
— Вот в чём проблема с вами, любителями сладкого, — говорю я, закрывая кулинарную книгу и притворяясь, что мне всё равно, что Рейнджер наблюдает за мной прищуренными сапфировыми глазами. Близнецы дразнили меня весь день, но это лёгкое поддразнивание, которое на самом деле меня не беспокоит. В какую игру они играют, я не знаю, но это лучше, чем, когда на меня вываливают банку с пауками, так что я соглашаюсь. — Эти люди там, на леденящем холоде, надрывают свои задницы, чтобы починить систему отопления, которая существует с начала века. Сделайте им небольшую поблажку.
— Ух ты, ты точно вернулся с дополнительным куском говна, — огрызается Спенсер, но я продолжаю смотреть на кулинарную книгу передо мной. Я не могу смотреть на него, только не после всех тех грёз наяву о его поцелуях. Эти бирюзовые глаза, эти серебристо-пепельные волосы, жар его рук. — Ты, должно быть, хорошо провёл время со своей девушкой, а?
— Они расстались, — объявляют близнецы, когда я с наслаждением распахиваю кухонную дверь. — Мы были свидетелями этого. — Они оба поднимают руки и пожимают плечами в умиротворяющем жесте.
— Вообще-то, Тобиас ударил Коди, парня, с которым спала Моника, — говорю я, листая страницы в поисках какой-нибудь запеканки, которую я могла бы приготовить, чтобы она не остыла. Теперь, когда я знаю, что мы на самом деле зарабатываем дополнительные баллы за этот урок, я стараюсь немного усерднее. Если я правильно разыграю карты, то в этом году больше не попаду в летнюю школу.
— Ты, блядь, серьёзно? — спрашивает Спенсер, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как он в замешательстве переводит взгляд с меня на близнецов. — Вы были вместе на каникулах?
Близнецы оба вздыхают и обмениваются взглядами, прежде чем повернуться обратно к Спенсеру. Когда я бросаю на них быстрый взгляд через плечо, я сразу понимаю, что Мика — тот, что слева.
— Наша мать работает в Санта-Крузе. — Они снова указывают друг на друга, и это напоминает мне Траляля и Труляля из «Приключений Алисы в Стране чудес». Очень причудливые. Но затем Мика жестоко ухмыляется и разрушает иллюзию.
— Как, по-твоему, его отец получил эту работу? — затем он указывает на меня, а после подходит и встаёт слева от меня, в то время как Тобиас занимает место справа. Тобиас переходит к разделу, посвящённому суфле, и постукивает по одному из них пальцем.
— Давай приготовим это.
— Здесь написано, что уровень сложности сложный, — говорю я, стараясь не обращать внимания на их сладковато-терпкий запах. Если бы я была поэтичным человеком, я бы сказала, что они пахнут ненасытностью. Ням. Я имею в виду… нет. Нет, спасибо.
— Не будь слабаком, — мурлычет Мика, выхватывая у меня книгу, в то время как его брат идёт к холодильнику за ингредиентами. Спенсер смотрит на меня так, словно я с другой планеты, а потом… его рот дёргается, и он позволяет этой похотливой улыбочке появиться на его сочных губах.
— Ты сделал то, о чём я просил? Ты сравнил мой поцелуй с её?
Близнецы оба останавливаются и смотрят на меня. Чёрт, даже Черч поглядывает в мою сторону. Рейнджер просто отворачивается, одетый в бело-голубой клетчатый фартук с оборками, который делает его похожим на Дороти из «Волшебника страны Оз».
— Она изменяла мне с Коди. — И это чистая правда. Они оба в каком-то смысле изменяли мне. И я рассталась с Моникой как с подругой, так что технически я не лгу. — Всё остальное, что произошло, не имело значения.
Спенсер хлопает ладонями по стойке и заставляет меня подпрыгнуть, ухмыляясь мне, как волк, который только что почуял добычу.
— Чушь собачья. Если бы тебе не понравилось, как я целовался, ты бы сказал мне. Ты слишком честный для своего же блага придурок, Чак Карсон. — Он выходит из-за кухонной стойки, чертовски красивый в синем блейзере, галстуке цвета шампанского и слаксах. Но также… немного пугающий.
Страшно, потому что я так сильно хочу, чтобы он прикоснулся ко мне, что знаю: если он это сделает, у меня будут неприятности. Он прикоснётся ко мне, и я забуду хранить свой секрет, а он будет продолжать прикасаться ко мне, пока не узнает.
Я отступаю и использую остров в качестве рычага, в то время как Черч ошеломлённо наблюдает за происходящим, а близнецы обмениваются парой одинаковых хмурых взглядов.
— Оставь меня в покое, Спенсер, — предупреждаю я, но он, должно быть, что-то чувствует в моём поведении, потому что перепрыгивает через островок и хватает меня за талию, притягивая спиной к себе спереди.
Спенсер притягивает меня ближе, прижимаясь губами к моему уху.
— Я никогда раньше не знал, что мне нравятся парни, пока не встретил тебя.
Я дрожу в его объятиях. Если бы он только знал… Я представляю, что если он когда-нибудь узнает, то разозлится. Теперь, когда мой план погрузиться в тень и прятаться до моего возвращения в Калифорнию сгорел в чудесном, гневном пламени, что я должна делать? Я с трудом смогла скрыть свой секрет от близнецов в течение нескольких месяцев. А теперь я должна пережить остаток этого года и весь следующий?