«Увидел? Ха! Теперь — то они ему точно искренне обрадуются! Прогремел Родич на всю Ивановскую Только бы Олесю не пытали».
А что теперь… Что будет с ними теперь? Где Олеся, как она?
«Неужно Боги это допустят? Не для того же их вытаскивали с Земли, чтобы не за здорово живёшь тут сдохнуть на плахе. Или виселице, или костре? То Сварог прям сразу и увидел, а то… И куда он смотрит сейчас?»
О чём и с чем обращаются люди к Богам Остап не понимал и не знал. Всё в этом, родном Мире, было чуждое и непонятное. Никаких сводов правил особо не понял от бабушки Глаши, только общие Коны.
«Как этот Кон изучают? Есть ли какие-то книги? Вот бы почитать».
Будет ли у них с Олесей суд, адвокат? Или только нападающие и обвиняющие?
«Или здесь в чести самосуд, и их ждёт горькая участь быть растерзанными и забитыми теми разъярёнными женщинами Трофима».
Как много мыслей пронеслось в голове Остапа за время непонятного ожидания. Но, закончилась и эта пытка временной неопределенностью. В замке камеры раздались звуки открывания замка и в неё влетел один из служителей с огарками свечей. Их он ловко установил в специальные лампадки у края стола Остапа. А тому перед глазами поплыли воспоминаниями сцены из множества кино о допросах с лампами, обращенными в лицо допрашиваемому. Потом пронесли сцены выбиваний нужных показаний.
«Блин, Олесю-то как жалко! Ничего же про неё не знаю. Ни где она, ни как».
Пронеслось в голове Остапа, под шелест плаща входящего свободной походкой уверенного в своей власти человека. Он обошёл стол и сел в кресло. Да, это был именно тот «лазутчик», что проскочил в ворота тюрьмы вместе с телегой, перевозящей ребят.
И только после того, как он устроился в кресле, напротив пленника, он, словно не ожидавший здесь вообще кого-то увидеть, обратил внимание на привязанного к стулу Остапа. Ни плаща, ни капюшона этот допрашивающий снять и не подумал. Так и оставшись человеком — загадкой для Остапа. Выждав молчаливую паузу, и так и не дождавшись вопросов Остапа, он достал из складок своего плаща некий предмет, и, что-то сделав, запустил в пленника искрящуюся сферу. Она, плавно подлетела к нему, и устремилась поверх его головы, а устроившись там, и застыла, светя равномерным светом вокруг себя. Об этом Остап догадался по свечению над ним и отбрасываемым теням. Пытаться поднять голову он не стал, поняв, что это ни к чему скорее всего и не приведёт. Так он и остался сидеть, глядя на этого скрытого плащом и словно дымкой тьмы у лица под капюшоном, человека.
Тот хмыкнул, наблюдая за реакцией Остапа, словно считывая его мысли. Выждав чуть дольше нужную ему паузу, дознатчик словно прошелестел вкрадчивым спокойным голосом:
— Меня зовут Лекса из Рода Волка, я из дружины смотрящих Князя Центральных земель, Главомысла из Рода Ястреба. Здесь по воле Князя и по Кону, веду дело о разногласиях в Родах Барсука и Куницы, что сейчас усугубилось делом о владетеле дорожного дома Трофиме Домовом. Хочу узнать твою версию случившегося.
Остап кивнул, принимая информацию и стал ждать вопросов.
Капюшон чуть заметно хмыкнул. Видать реакция допрашиваемого его веселила. Но он продолжил:
— Представься.
— Могу я узнать, как моя спутница, и всё ли с ней хорошо.
— Можешь.
Оказалось, что в игру с хитрыми ответами тут умеют играть оба.
— Прошу Лекса из Рода Волка ответить мне, что с моей спутницей Олесей, в порядке ли она.
— В порядке. Представься.
— Остап из Рода Барсука.
— Откуда идёшь?
— Из очень отдалённых мест, сюда уже из края, где Берендеевка и где живёт Аглая Дормидонтовна Яговишна.