— В том, что я не смогла попрощаться!
— Прости, что? У вас там на Земле принято в такой ситуации прощаться?
— А у вас нет? Умер дед Максим, да и хер бы с ним? Так что ли?
— Ну, плакать то у нас точно не принято.
— И здесь так? Может и праздник, пирушку закатите вечерком?
— У нас, да, практически так же, как и здесь. Потому, да и пирушка, как ты выразилась, будет.
— Я вас не понимаю! Лекса, он Князя…, а вы… Словно честь это…
Олеся заплакала. Ей было так горько, что всем наплевать на подвиг Остапа.
«Вот зачем он полез? Пропал, не за понюшку табаку!»
— Олеся, именно потому, что Князя, потому Князь там и будет, и я, охрана его, а тебе не нужно. И на пир позже тебя не зовём. Ну что ты плачешь, ну не понимаю я видно ваших устоев, прости! Но я тебе, как лучше хочу. Не нужно, чтобы тебя даже видели там. Ну успокойся, пожалуйста! Сегодня такой день радостный! Князя опять защитили!
— Да? Защитили?
— Ну, то конечно же Остапу честь и хвала, и ещё и Богу Сварогу, что его и тебя привёл в Мир, ему и передадим нашу благодарность. Да и ты сегодня праздничная должна быть, ведь день такой…
Лекса не успел договорить, как Олеся, перестав рыдать посмотрела ему в глаза, точнее туда, где они должны быть, и прошипела:
— Не вынуждай меня вцепиться тебе в глотку, Лекса из Рода Волка! Очень сильно хочется! Какой праздник? Мне не дают даже попрощаться с моим другом, что шёл со мной бок о бок, не соглашаясь бросить, что хотел выгородив меня просить тебя казнить за якобы смерть Трофима только его, а ты сейчас…
— Да кто тебе не даёт прощаться-то? Иди сейчас и прощайся! Что ты взъелась? Я тебя только на похороны не пущаю! Вон, в том доме его и готовят. Если поспешишь, то успеешь.
С этими словами он осторожно распустил ремень, что так и держал руки девушки по швам.
Олеся больше не стала слушать слов Лексы, взглядом его не прожечь, бить? После…
«Разные мы с ними, совершенно! Да и Миры видно сильнее различаются, чем казалось».
Хотя, Олеся припоминала, что и на Земле сжигали на большущих кострах людей, как говорили от заразы оберегая. Но Остапа… И пирушку. В голове всплыло слово «Тризна». К чему оно, и что означает Олеся не помнила. Она развернулась и насколько смогла быстро поспешила к тому дому, на какой указал Лекса. Боялась, что останься она ещё хоть на миг, точно вцепится в Лексу и… Сначала она должна отдать дань Остапу и попрощаться с ним.
Подбежав к дому, на который указал Лекса, Олеся без стука и церемоний зашла, и куда делась ей деликатность? Зашла в чужой дом, да и пофиг, деревенская скромная Олеся осталась на Земле. Она уже стала замечать за собой изменения, да и дерзость её была оттуда же родом. Словно крылья у неё за спиной расправлялись.
Но казавшись в коридорчике, Олеся растерялась сперва, тут были три двери и все они были закрыты. Придётся ломиться во все?
«Да и …»
Но тут позади неё распахнулась дверь, и вошёл сильно запыхавшийся Трофим. Он видать, и сюда за ней пошёл, сопровождает, видать, чувствует свою причастность, вину.
«Надо ему потом ещё раз сказать, что он ничего не должен, да то позже, успеется».
— К Остапу?
— Да, попрощаться хочу.
— И то дело, только — только успела, уже отправляются, вон слышны на дворе голоса. А тебе в эту дверь. Там он.
И Трофим указал ей на крайнюю правую дверь.
— Спасибо тебе Трофим! Хороший ты!
— Иди, девочка, а то не успеешь, помешают. Я тут обожду.
И Леся пошла. Вся её решительность куда-то делась, и крылья у птахи сложились и втянулись под кожу. Но она пересилила себя, и хоть перехватило опять от подкатившего кома горло, но она зашла в светлицу. Комната была небольшая, но светлая, и потому Остап, что находился на топчане, среди всего белого белья, уже и без вещей окровавленных, казался тоже белым. Он был укрыт, вымыт и укрыт, видно приготовили его, убрав лишнее, мирское и грязное. Было не укрыто только лицо. И на фоне этого всего белого и сам он был такой белый и спокойный. Не было больше на лице мук и страданий. Он был …безмятежный. Он словно спал. Олеся на цыпочках, словно боясь спугнуть что-то неведомое, хотела уже подойти к топчану. Было страшно дотронуться до него. Вот ведь только недавно шли рядом по улице, и пришёл он вот, навстречу… смерти.
— Олеся, — раздался внезапно от двери тихий, едва различимый шёпот Никодима, и тот даже рукой махнул, подзывая её.
Она от неожиданности чуть не вскрикнула. Но повинуясь этому шёпоту, вышла. Закрыв дверь Никодим посмотрел на неё, уточнив:
— Попрощаться пришла?
— Да.
— Нам ехать пора, лекарство действует недолго, а надо успеть довести его до знахарки. Ты сама домой дойдёшь?