Я взглянул на фотографию, запечатлевшую трех прыгунов в воду.
– Габриэль Торресе. Я слышал, что у нее с Граффом была связь.
– Какая связь?
– Не притворяйтесь, Клэренс. Вы совсем не дурак. Вы знали эту девушку. Она работала здесь. Между ней и Граффом что-то было, и вы не могли об этом не слышать.
– Если между ними что-то и было, – бесстрастно проговорил Бассетт, – мне об этом ничего не известно. – Он задумался на несколько секунд, медленно покачиваясь из стороны в сторону. – Бог ты мой, уж не думаете ли вы, что он убил се?
– Все может быть. Но я имел в виду миссис Графф.
Бассетт молчал, угрюмо уставившись на меня.
– Что за ужасная мысль, – наконец выдавил он.
– Вы бы сказали то же самое, если бы хотели выгородить их.
– Но это же сов-вершенно… – Запнувшись, он скривился и начал снова: – Но это же совершенно абсурдно и смешно.
– Почему? В припадке безумия Изабель вполне могла совершить убийство, тем более что мотив для этого у нее был.
– Она не сумасшедшая. Она… одно время она страдала эмоциональной неустойчивостью.
– Ее помещали в лечебницу?
– Вряд ли. Правда, иногда она проводит какое-то время в частной клинике. У доктора Фрея в Санта-Монике.
– Когда она была там последний раз?
– В прошлом году.
– В начале или в конце года?
– Весь год. Так что сами видите. – Он помахал рукой перед лицом, как бы отгоняя надоедливую муху. – Это просто невозможно. Изабель была под замком, когда застрелили девушку. Абсолютно исключено.
– Вы уверены?
– Разумеется. Я регулярно ее навещал.
– Изабель – ваш близкий друг?
– Да. Очень близкий.
– Настолько близкий, что можно и солгать в его пользу?
– Не говорите чепухи. Изабель и мухи не обидела бы.
Его глаза затуманились, язык заплетался, но стакан он держал твердо. Залпом осушив его, он присел на край стола, слегка покачиваясь и сжимая стакан обеими руками, точно он был его единственной опорой.
– Очень близкий друг, – повторил он мечтательно. – Бедняжка Изабель. У нее трагичная история. Ее мать умерла совсем молодой. Отец дал ей все, кроме любви. А она так нуждалась в сочувствии, ей требовалось, чтобы хоть кто-то выслушал ее. И я попытался стать ее другом.
– Вы?
Он печально и задумчиво посмотрел на меня. Временный подъем, вызванный виски, уже проходил. Лицо Бассетта приняло оттенок вареного мяса, тонкие волосы рассыпались и упали на лоб. Он с трудом оторвал одну руку от стакана, чтобы откинуть волосы назад.
– Я понимаю, что вам трудно поверить. Но это же происходило двадцать лет назад. Не всегда ведь я был стариком. К тому же Изабель нравились мужчины старше ее. Она была предана своему отцу, но между ними никогда не было того взаимопонимания, в котором она нуждалась. Тогда ее только что исключили из колледжа, в третий или четвертый раз. Она была ужасно замкнутой и проводила дни напролет здесь, на пляже, в одиночестве. Мы познакомились, и постепенно она привыкла беседовать со мной. Мы проговорили все лето, до самой глубокой осени. Она ужасно не хотела возвращаться в колледж, не хотела расставаться со мной, так как влюбилась в меня.
– Вы шутите.
Я нарочно дразнил его, и он отреагировал с остротой, вызванной слишком большой дозой алкоголя. Лицо его вспыхнуло, на щеках проступили старческие багровые жилки. С трудом сдерживая обиду и гнев, он произнес дрожащим голосом:
– Истинная правда, она любила меня. Мне тоже немало пришлось пережить, и я был единственным, кто мог понять ее. Она уважала меня. Между прочим, я окончил Гарвард, это вам известно? А в первую мировую войну провел три года во Франции, служил санитаром.
Я подумал, что ему лет шестьдесят. Значит, когда они встретились, ему было сорок, а Изабель около двадцати.
– А какие чувства вы испытывали к ней? Тоже отеческие?
– Я любил ее. Она и моя мать – вот две женщины, которых я действительно любил. И я бы женился на Изабель, если бы ее отец не отказал наотрез. Питер Гелиопулос отверг меня.
– И выдал ее за Симона Граффа.
– Да, за Симона Граффа. – Он содрогнулся от наплыва чувств – слабый и робкий человек, который редко позволяет своим эмоциям вырываться наружу. – За самоуверенного карьериста, блудника и мошенника. Я знал Симона Граффа, когда он был простым иммигрантом и ничего собой не представлял. Помощник режиссера халтурных вестернов. У него тогда был сдин-единственный приличный костюм. Но я к нему хорошо относился. А он делал вид, что я ему нравлюсь. Я ссужал ему деньги, ввел рядовым членом в наш клуб, представил влиятельным людям. Господи, это же я и познакомил его с Гелиопулосом. Два года Графф работал у него на студии режиссером-постановщиком, а потом женился на Изабель. Все, что у него есть, чего он добился, пришло к нему с этой женитьбой. И у него хватает совести так обращаться с ней.