Посмотрев туда, куда указывал спутник, Дьюэр заметил, что роща сменяется беспорядочно разбитыми травяными лужайками и надворными постройками. Далее, примерно в полумиле от них, виднелись контуры какого-то внушительного строения. Для Дьюэра открывшаяся картина была в новинку, но тем не менее он ощущал, что чего-то в разворачивающихся перед ним далях не хватает. По обе стороны тропы сложенные крупные штабели из поросшей мхом древесины; на огороженном пастбищном участке росла высокая, по колено, трава. Вскоре путники миновали приземистый, окруженный с трех сторон пихтами сарай, откуда, как и предупреждал Данбар, доносился собачий лай.
— Мрачное местечко, верно? — заметил он, как бы угадывая мысли спутника. — Но знаешь ли, здесь ведь никто не живет. Разве что слуга и привратник, который открывает ворота экипажам. Не скажу, впрочем, что так уж много их приезжает. Садовников распустили, на сорняки Дикси наплевать. Ну а что касается его собственности в Лондоне, то тут я не больше твоего знаю.
— И он платит по пять гиней за яйцо?
— Иногда больше. И не только за яйца. Знаешь, в прошлом году я приволок ему лесную куницу, в Кармертеншире поймал, так он мне двадцать фунтов отвалил. Всех редкостей, за которыми он гоняется, и не перечислишь.
— И при этом усадьба в таком виде и садовников нет? — В Дьюэре явно говорило оскорбленное чувство собственности.
— Да, таких джентльменов, как мистер Дикси, поискать. Я бы сказал, — Данбар огляделся в поисках походящего сравнения, — я бы сказал, он похож на какого-нибудь из этих грачей, вон на заборе расселись. Впрочем, сам увидишь. Мы почти пришли. Большие окна — помещение для слуг. Дворецкий у Дикси — славный старикан, а вот домоправительница — настоящая мегера, так что поаккуратнее, никаких шуток, знаешь ли.
Они подошли к прямоугольному участку вытоптанной земли, примыкающему к тыльной части дома и огороженному кустами смородины. Тут просматривались некие слабые признаки человеческой деятельности. Мужчина в потертом зеленом костюме, судя по виду — егерь, поставив ногу на пень, затачивал маленьким оселком зубцы капкана, а служанка с коротко остриженными желтыми волосами носила в дом выстиранное белье, снимая его с кустов. Дьюэр, с любопытством оглядев новое место, нашел его на редкость унылым. Картину дополняли старые вожжи, валявшиеся на крыльце, которыми, вероятно, не пользовались уже много лет, к двери сарая было пришпилено нечто, напоминавшее лисью шкурку. А вот служанка, смело кивнувшая проходившему мимо Данбару, ему понравилась.
— Славная малышка, — заметил тот, отойдя на расстояние, откуда девушка не могла его слышать. — А вот и старый Рэнделл. Как поживаете, мистер Рэнделл, надеюсь, ни на что особо не жалуетесь?
Дьюэр, который на новом месте все еще чувствовал себя неуютно, не сразу выделил на общем фоне лицо дворецкого. Расставленные в буфете оловянные кружки, эстампы на дальней стене, на которую падали отблески огня в камине, кипа газет у кресла — мистер Рэнделл с морщинистым старческим лицом отлично вписывался в это окружение. Пожилая женщина с гладко зачесанными черными волосами, сидевшая у камина и штопавшая подушку, подняла голову. Дьюэр, решив, что от него ожидают какого-то знака внимания, прикоснулся к шляпе. Женщина отвернулась, то ли удовлетворенная, то ли, напротив, недовольная, — он так и не понял.
— Целое приключение у нас вышло, — говорил Данбар мистеру Рэнделлу, следуя за ним по широкому коридору, увешанному картинами в пыльных позолоченных рамах. — Но вообще-то дичи на этих островках почти не осталось. Мистер Каммингс говорит, что собирается на охоту в Африку.
Длинноногий лакей с подносом в руках, слегка поклонившись мистеру Рэнделлу, поспешно прошагал вниз по лестнице, и их снова окружила тишина. Дьюэру вспомнилась продуктовая лавка в Хокстоне с длинными, во все окно, шторами, бочонками с мукой, покрытыми слоем белой пыли, и двумя приказчиками, застывшими за стойкой в ожидании его приказаний, которые он так любил отдавать.
Лестница о двадцати семи ступенях, извивающийся коридор, в котором не горели лампы, суровое, с обвиняющим взглядом мужское лицо, смотревшее на него с портрета, закрытая дверь, из-под которой проникал неясный свет… Все это Дьюэр машинально отмечал в сознании, ибо мозг был полностью занят мимолетными размышлениями о том, что его окружало: ящичек в его руках, лакей с подносом, чей-то негромкий голос, доносящийся то ли сверху, то ли снизу… Мистер Рэнделл открыл перед ним дверь; входя, Дьюэр споткнулся о порог, но удержал равновесие, убедился в том, что с ящичком ничего не случилось, и только после этого огляделся.