— «Удалитесь от меня все, делающие беззаконие, ибо услышал Господь голос плача моего, услышал Господь моление мое; Господь примет молитву мою. Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся и постыдятся мгновенно». Ты знаешь этот псалом, Эстер?
— Нет, мистер Рэнделл, но непременно как-нибудь прочитаю.
В помещении для слуг чувствовалась напряженная атмосфера. Миссис Финни пребывала в мрачном настроении — из прачечной куда-то пропала простыня. Маргарет Лейн уронила супницу и получила приличную нахлобучку от миссис Уэйтс.
— Ну что за народ пошел! — бушевала она. — Сара Паркер все еще валяется в постели и пальцем не желает пошевелить, Эстер места себе не находит — и все из-за какого-то молодого олуха, которому уж полгода как здесь не место. А Маргарет Лейн обращается с хозяйской посудой, словно это кегли какие-то.
— Извините, миссис Уэйтс, честное слово, я же не нарочно, — прорыдала Маргарет, которая всегда видела в кухарке главную свою опору в доме.
— Дура ты, — заявила миссис Уэйтс, — тебе следовало бы убраться отсюда и выйти за кого-нибудь замуж, вот тогда бы и била мужнину посуду и его, а не хозяина, оставляла без ужина.
И тут Эстер стало жалко миссис Уэйтс — эту женщину с восковым цветом лица, трясущимися руками и редкими седыми волосами: она-то уж точно никогда больше не выйдет замуж.
Под конец, почти утратив всякую надежду, Эстер все же встретила Уильяма — прямо посреди огорода, когда тот возвращался из домика егеря. Ливрею лакея он сменил на поношенный черный костюм и старый котелок.
— А, это ты Эстер, — остановился Уильям, от которого не ускользнуло печальное выражение лица девушки. — Ты ведь не думала, будто я уеду не попрощавшись?
— Даже не знаю, что и думать.
— Да нет, все не так, как тебе кажется. Я по-прежнему служу у мистера Дикси, хотя этот дом мне придется покинуть. Если хочешь, можешь сказать это старой драной кошке там, на кухне.
— И не подумаю.
— Видишь ли, какая штука, Эстер, я буду скучать по тебе, говорю прямо. Жди от меня письма, слышишь? Знаешь, расставаться даже труднее, чем жить вдали. — И решив, что и так, наверное, сказал слишком много, Уильям круто повернулся и зашагал к двуколке, ожидавшей его за углом дома.
Эстер еще долго стояла, опустив голову и слушая, как гудит в лесу ветер, клоня долу верхушки деревьев, и лишь услышав чей-то громкий голос, зовущий ее по имени, поплелась в дом.
Эстер взлетела вверх по лестнице. Письмо, переданное ей десять минут назад Сэмом Постменом, буквально жгло ей кожу через материю фартука. Добравшись до своей комнаты, она закрыла дверь, села на кровать, вынула конверт из кармана и положила его на колени лицевой стороной вниз. Сердце ее колотилось изо всех сил — отчасти от быстрого шага, а еще больше от возбуждения, скрыть которое было невозможно, и некоторое время Эстер пришлось посидеть, сцепив ладони на поясе, чтобы успокоиться. Но делать нечего. Избавиться от письма невозможно, равно как и вернуться в то состояние душевного покоя, в каком она пребывала до его получения, так что пришлось в конце концов надорвать конверт и прочитать находившийся в нем единственный листок бумаги.
Мисс Эстер Спаддинг
Суоффем-Гарденс, 17
Севен-Дайалс
Лондон
Дорогая Эстер!
Я обещал написать тебе, и надеюсь, ты признаешь, что слов своих на ветер не бросаю, а это не о всяком скажешь. Как у вас дела, как всем живется? Правда, меня в этом доме не любят, да и, честно говоря, я тоже не очень люблю твоих товарок. Что до меня, то все более или менее в порядке, деньжат на жизнь хватает и крыша над головой есть.
Прислуживать я бросил, теперь приторговываю помаленьку. Есть некоторые дела, которые я предлагаю людям, а кое-чем они меня просят заняться — больше пока сказать не могу. В настоящий момент я вожусь с одним типом, который, видишь ли, все никак не хотел отдавать долг. Он немного попортил мне лицо, но ты не волнуйся, все уже в порядке. Будь хорошей девочкой и черкни мне пару строк, а я скоро снова напишу и расскажу побольше.
Твой покорный слуга,
Долго сидела Эстер с этим коротким посланием, которое, с одной стороны, вызвало у нее недоумение, с другой — не на шутку встревожило. По поводу своих дел и торговли ее приятель напустил основательного тумана, и Эстер подумала, что он начал отдаляться от нее. Ей сделалось не по себе — ведь для нее все осталось по-прежнему. Тем не менее мысль о том, что Уильям пошел наверх, грела. В журналах, валяющихся в разных уголках дома, девушка не раз разглядывала изображения модно одетых людей — господ в котелках и стильных пальто, и сейчас ей представилось, что и Уильям в поисках удачи расхаживает по городу в таком виде. То, что его поранили — лицо в шрамах и так далее, — Эстер немного напугало, но она решила, что с мужчинами, или, вернее, с мужчинами определенного сорта, такое случается. К тому же Уильям — парень рослый и сильный, а потому поведение его обидчика вызвало у Эстер чувство некоторого пренебрежения. «Не на такого напали», — говорила она себе, разглядывая лист бумаги. Это занятие доставляло ей удовлетворение, и какое-то время она сидела на кровати, перечитывая фразу за фразой и вглядываясь в подпись Уильяма, затейливо начертанную в самом низу страницы. Эстер настолько увлеклась письмом, что даже не заметила, как распахнулась дверь и с порога кто-то внимательно смотрит на нее.