Возможно, широкая публика имеет несколько искаженное представление о якобы комфортных условиях, в которых работают молодые люди — сотрудники торгового управления. Она, наверное, воображает залы с высокими потолками, мягкие ковры, потрескивающие в камине дрова, обслугу в униформе, снующую взад-вперед по коридорам, покуда благородные господа, восседающие во внутренних покоях, сосредоточенно решают дела государственной важности. Если большинство действительно думает так, то искренне заблуждается. И дабы внести необходимые поправки в сложившийся образ, следует отметить, что кабинет, который Джон Карстайрс делил со своим коллегой, досточтимым мистером Кэднемом, имел площадь двенадцать квадратных футов, два лакированных письменных стола, книжный шкаф необъятных размеров и отгороженный закуток, где сидел весь перепачканный чернилами клерк. По прибытии мистера Карстайрса огонь в камине уже не горел, бумаги были в беспорядке разбросаны по столу. Первое, что он сделал, — повесил шляпу на вешалку и угрюмо осведомился, где это черти носят мальчишку, разносящего кофе.
— Как раз за кофе я его и послал, — откликнулся досточтимый мистер Кэднем — щеголевато одетый мужчина лет двадцати шести. — Давно уже, но сейчас таких бездельников на работу нанимают, ничего поручить нельзя.
Сердито пробормотав что-то в знак согласия, мистер Карстайрс уселся за стол, обнаружив на нем, от чего настроение у него испортилось окончательно, письмо от заместителя начальника управления мистера Баундерби, из которого следовало, что в двенадцать у него в кабинете состоится совещание.
— Проклятие! Теперь еще это совещание у Баундерби! Что ему, черт возьми, понадобилось?
Досточтимый мистер Кэднем оторвался от изучения спортивной газеты, поднял голову и то ли со страхом, то ли с апатией произнес:
— Понятия не имею. Но не далее как полчаса назад он тебя разыскивал. Вид у него, я бы сказал, был весьма воинственный.
— Гм… Ну и как ты ему объяснил, где я?
— Сказал, что, если не ошибаюсь, у тебя свидание с графом N. — И мистер Кэднем назвал имя вельможи, который пользовался весьма высокой репутацией в кабинетах торгового управления и о котором, как всем было известно, мистер Баундерби отзывался с неизменным почтением.
— Что ж, Кэднем, спасибо, ты настоящий товарищ. Где же этот бездельник с кофе?
Как видно из разговора, Джон Карстайрс сам устанавливал себе рабочее расписание, ему льстило уважение коллег и в случае необходимости он мог вести любые сражения с начальством. Нынешнее утро или, вернее, то, что от него осталось, принесло в этом смысле дополнительные доказательства его особого положения на службе. В полдень он уединился с мистером Баундерби, и если и не подтвердил напрямую версию о встрече с графом, то, во всяком случае, дал понять, что задержали его дела исключительной государственной важности. Какой-то благородный господин, проходя по коридору, приветствовал его самым дружеским образом, а другой — судя по виду, никак не ниже личного секретаря члена кабинета министров — спросил, собирается ли он нынче вечером почтить своим присутствием вечеринку в Мейфэр и будет ли там некая незамужняя дама. Все это весьма укрепило в Джоне Карстайрсе чувство тесной принадлежности миру, а равным образом сильно понизило силу переживаний, вызванных обвинением в слабоволии. Так что пообедал он в компании достопочтенного мистера Кэднема в одном из ресторанчиков Уайтхолла, пребывая в превосходном расположении духа.
— Знаешь, — сказал Кэднем, когда они вернулись к себе в кабинет, где уже сидел перепачканный чернилами клерк, — что-то устал я как собака. Вчера до двух часов у леди Джейн танцевали. Думаю, не помешает часок отдохнуть.