В ту же секунду они вздрогнули, затрепетали от надежды, мгновенно позабыв об угрожавшей им опасности, их вниманием завладел неслыханный маневр, что происходил перед их глазами.
Значительно опередив многочисленных всадников, тщетно – в силу тяжести доспехов – пытавшихся догнать повозку, некий юноша на быстром, словно молния, скакуне настиг коляску и теперь скакал вровень с правой из головных лошадей.
Действия его были ловки и стремительны, хотя и безумно опасны.
Немного отклонившись в сторону, он вцепился в гриву головной лошади, и уже в следующее мгновенье, выпрыгнув из своего седла, оказался у нее на крупе…
Блеск лезвия, ужасное ржание – и, пораженная в грудь, соседняя в упряжке лошадь упала на колени, вынудив остановиться и трех прочих… И вот уже чудесным образом спасенные принцессы – спокойные, холодные, неподвижно сидящие на своих местах в повозке – странной улыбкой отвечают всаднику, Жану Буридану, который, спрыгнув на землю и, словно на параде, щелкнув каблуками и положив руку на гарду рапиры, склоняется перед ними в глубоком поклоне.
Отовсюду уже бегут люди, несутся радостные возгласы…
А Буридана уже и след простыл…
За те несколько секунд, которые им удается провести в одиночестве, принцессы успевают склониться друг к дружке, обменяться пылкими взглядами и о чем-то пошептаться, обсудив нечто загадочное, но, судя по всему, весьма важное, так как распрямляются они уже дрожащие и мертвенно-бледные – они, которых не заставила побледнеть даже возможная смерть…
Первым у неподвижной повозки оказался всадник со смуглым лицом и насмешливым взглядом.
Королева, оглядевшись и увидев, что у нее достаточно времени, чтобы дать указания, в последний раз вопросительно посмотрела на сестер.
«Да», – отвечали ей те многозначительным взглядом.
– Страгильдо! – позвала Маргарита.
Всадник подъехал к повозке, наклонился, губы его растянулись в ироничной улыбке.
Едва слышно, дрожащим, запинающимся голосом, королева спросила:
– Тебе знакомы те два вельможи, что выступили с обвинениями против Мариньи?
– Филипп и Готье д’Онэ? Да, Ваше Величество.
– А юноша, который вызвал Мариньи на дуэль?
– И который только что спас Ваше Величество?
– Да, он тебе знаком? – спросила королева, вздрогнув.
– Жан Буридан? Да, я его знаю, Ваше Величество.
– Страгильдо, – прошептала королева, – я хочу поговорить с этими тремя господами. Разыщи их и приведи ко мне.
– Когда?
– Сегодня же вечером!
В этот момент, выкрикивая на ходу «ура!» и махая отстающим платками, к полуразвалившейся повозке подскакали с пару десятков всадников.
– Спасены, они спасены!
– Да здравствуют принцессы! Да здравствует королева!
Наклонившись ниже, Страгильдо, чья дьявольская ухмылка сделалась еще более ироничной, прошептал лишь одно слово:
– Куда?
И, приветствуя окружившую повозку толпу взмахом руки, награждая подданных улыбками, голосом еще более глухим, Маргарита Бургундская отвечала:
– В Нельскую башню!
IV. Отец Миртиль
Ла-Куртий-о-Роз окутывали вечерние сумерки. Кругом царили полнейшие безлюдье и тишина. С наступлением ночи смутные очертания Тампля выглядели еще более угрожающими, а силуэт замка походил на некоего подстерегающего добычу монстра.
Облокотившись на подоконник, Миртиль, с бьющимся сердцем, не сводила глаз с дороги, по которой должен был приехать отец; но иногда, помимо ее воли, взор девушки перемещался на зловещую крепость.
– Жийона, – прошептала Миртиль, – нужно будет попросить батюшку подыскать нам другое жилище; от одного взгляда на этот замок у меня кровь в жилах стынет…
– Что за глупости!.. Вы говорите так, словно вам еще три годика, моя дорогая! – промолвила Жийона, вымучив улыбку. – К тому же, теперь у вас и вовсе нет повода для беспокойства. Или вы забыли уже, что ваш милый Буридан теперь не только вне опасности, но и что он спас королеву… и за поступок сей, несомненно, будет щедро вознагражден королем?
– Да, это так, – задумчиво проговорила Миртиль. – Он спас королеву!.. Жийона… а это правда, что королева… столь красива, как поговаривают?
– Столь красива, что все придворные и даже многие городские буржуа так влюблены, что готовы пойти ради нее на любые безумства. Но в еще большей степени, нежели красотой, королева отличается благоразумием. И потом, кто посмеет заявить, что он влюблен в жену короля?
– Эта крепость меня пугает! – сказала Миртиль, опуская раму.
– В самом деле… вы так побледнели… и в глазах у вас стоят слезы… Полноте, чего вам опасаться, дитя мое? Разве я здесь не для того, чтобы вас оберегать? И потом, вот-вот приедет мэтр Клод Леско…