— Бедный юноша, — прошептала Фульмен. — Он положительно страдает тем, что у итальянцев называется любовным помешательством.
— Но позвольте мне сделать вам одно замечание, дорогой друг, — сказал лорд Г.
— Говорите.
— Вы не боитесь, что лишение свободы сведет его с ума? Фульмен вздрогнула.
— О, молчите! — вскричала она. — Вы меня пугаете…
— Я оставил его в страшном раздражении и боюсь за него.
— Ну, что ж! — воскликнула Фульмен. — Я предпочту видеть его безумным, чем мертвым. Эта женщина убьет его…
— Будьте покойны, его слишком хорошо стерегут, чтобы подобная вещь могла случиться. Во-первых, павильон, где он находится, в самой глубине сада, окна с железными решетками, а у дверей крепкие засовы.
— А что, если эта женщина откроет, где мы его спрятали?
— Мои люди прекрасно вооружены и превосходно выдержат осаду.
Фульмен вздохнула.
— Благородный и дорогой друг, — сказала она, пожимая руку англичанина. — Как вы добры…
— Я ваш друг, — просто ответил он. — А теперь, если вам нечего более сказать мне, я вернусь на свой пост.
— Идите, — сказала Фульмен.
Англичанин вышел. Фульмен осталась одна. Несмотря на начало ноября, вечер был теплый и тихий, и молодая женщина ощутила потребность подышать немного свежим воздухом, потому что у нее была лихорадка, и голова ее горела. Она надела накидку и вышла с намерением пройтись по Елисейским полям до заставы Звезды.
Фульмен чувствовала желание подышать свежим воздухом и побыть одной. Она поступала, как все люди, у которых сердечное горе: она стремилась к одиночеству.
Зимою в девять или десять часов вечера Елисейские поля всегда пустынны и только местами освещаются фонарями. Лишь изредка попадется навстречу карета, а еще реже прохожий.
Фульмен медленно шла по асфальтовой дорожке, идущей вдоль широких тротуаров, задумчивая и не обращая ни малейшего внимания на редких прохожих. Ее прогулка длилась около двух часов и, разумеется, продолжилась бы еще, если бы позади нее не раздались быстрые шаги.
— Сударыня, — сказал голос, по которому она узнала одного из своих слуг.
Она обернулась. Иосиф, ее лакей, догонял ее.
— Я так и думал, что найду вас здесь, — сказал лакей.
— Что тебе надо, Иосиф?
— Барыня, вас спрашивают.
— Меня спрашивают? — спросила, вздрогнув, молодая женщина.
— Да, особа, которая желает вас видеть, ждет в отеле, в гостиной.
— Кто такая эта особа?
— Дама.
— Как она выглядит? молодая?.. старая?..
— Не знаю, лицо ее закрыто вуалью… У Фульмен явилось предчувствие.
— И эта женщина желает видеть меня?
— Она так настойчиво просила, что я провел ее в гостиную.
— Вы поступили опрометчиво, Иосиф, — строго заметила Фульмен. — После полуночи я не принимаю визитеров.
Танцовщица поспешно вернулась домой и вошла в отель. Закрытая карета, без гербов, запряженная в одну лошадь, дожидалась у подъезда маленького отеля на улице Марбеф. Фульмен вошла в первый этаж, где находилась приемная, и увидала женщину, сидевшую в глубоком кресле у камина. Увидев Фульмен, женщина, закутанная в большой плащ, встала и откинула вуаль, закрывавший ей лицо.
— Я так и думала, что это вы, сударыня, — заметила Фульмен.
Дама в черной перчатке — это была она — поклонилась и сказала, насмешливо улыбнувшись:
— В самом деле! Вы ожидали моего визита, мадемуазель?
— Вашего визита — нет, но когда мне сказали, что какая-то дама в вуале приехала ко мне… я подумала…
И Фульмен, помнившая, что она хозяйка и притом принимает у себя маркизу Гонтран де Ласи, предложила стул своей посетительнице, продолжая стоять перед ней.
— Позвольте мне узнать, сударыня, — сказала она, — какому счастливому событию я могу приписать честь принять вас у себя?
— Без комплиментов, мадемуазель.
— Пусть будет по-вашему! — согласилась Фульмен.
— Мадемуазель, — продолжала мстительница, — мой визит не должен удивлять вас.
— Это… смотря по обстоятельствам.
— Мы уже много раз встречались и, мне кажется, всегда враждебно.
— Возможно…
— Вы любите Армана.
— А вы его ненавидите.
— Может быть… Вы старались всячески заставить его забыть меня.
— Это мое право и долг.
— Допустим, но прежде чем объяснить вам причину моего присутствия здесь, позвольте мне вкратце напомнить вам то, что было.
— Я слушаю вас.
— Помните нашу первую встречу?
— В Нормандии.
— Да, в замке де Рювиньи, у постели умирающего капитана Лемблена.
— Помню.
— Вы, вероятно, также помните, что я тогда указала вам на Армана и сказала: «Если вы любите этого молодого человека, сударыня, если вы действительно любите его, увезите его подальше отсюда и устройте так, чтобы он никогда не попадался на моем пути». Я сказала вам это, не правда ли?
— Да.
— Но, — продолжала Дама в черной перчатке, — Арман преследует меня повсюду, везде он встречается на моей дороге.
— Увы! — вздохнула Фульмен.
— Вы знаете, что произошло в Бадене, и как, для того чтобы спасти ему жизнь, которая тогда была в моих руках и которую я мановением руки могла уничтожить, вы принуждены были дать мне клятву некоторое время служить моему личному делу. Разве я не сказала вам тогда: «Я хочу быть в последний раз милосердной. Если Арман перестанет преследовать меня в Париже, если, вернувшись туда, я смогу оттолкнуть его от себя презрением, то моя месть не будет более тяготеть над ним».
— Да, вы говорили это.
— Ну и что же? Разве моя вина, если роковая любовь, которую ко мне питает этот молодой безумец, вечно толкает его на мой путь? — спросила молодая женщина, звонко рассмеявшись. — Разве моя вина, если судьба захотела, чтобы человек, убивший моего мужа, имел только одно уязвимое место — своего сына?
Фульмен почувствовала, что дрожь пробежала у нее по телу и кровь застыла в ее жилах.
— Нет, — продолжала Дама в черной перчатке, — нельзя спорить против очевидности: судьба хочет, чтобы Арман погиб.
Фульмен выпрямилась, надменная, грозная, как львица пустыни.
— Но ведь я здесь! — вскричала она. — И не связана с вами более клятвой.
— Я это знаю, знаю даже и то, что вы приготовились к борьбе. Я знаю, что вы пытались избавить от моей мести г-на де Флар-Монгори и его детей, чтобы иметь в своих руках заложников и купить таким образом пощаду и свободу тому, кого вы любите.
— Вы правы, — согласилась Фульмен.
— Но вы потерпели неудачу и, несмотря на вашу любовь к нему, проницательность и самоотверженность лорда…
Фульмен вздрогнула.
— Вам и это известно! — воскликнула она.
— Мне известно также, — продолжала мстительница, — что вы употребили последнее усилие, чтобы спасти Армана.
— Вот как! — воскликнула танцовщица, торжествующе улыбаясь. — Вы полагаете?
— Вчера вечером Армана похитили и увезли неизвестно куда… Он находится под охраной лорда Г. Лорд Г. скорее застрелит его, нежели позволит ему выйти.
— Вы не ошиблись, — пробормотала Фульмен, немного удивленная тем, что Дама в черной перчатке знает все эти подробности.
— Но все ваши предосторожности смешны, — сказала последняя, иронически улыбаясь.
— Вы полагаете?
— Они напоминают труд ребенка, строящего замок из карт. Достаточно малейшего дуновения ветра, чтобы все развалилось прахом.
— Это мы еще увидим! — надменно произнесла Фульмен.
— Я не знаю пока, куда вы увезли Армана, — продолжала мстительница, — но я узнаю это.
— Сомневаюсь.
— Я узнаю это от вас самой.
— Это порядком-таки самонадеянно, — пробормотала Фульмен ироническим тоном.
— Я стараюсь всегда подтверждать свои слова на деле, мадемуазель.
Маркиза холодно взглянула на танцовщицу.
— Слушайте! — сказала она. — Поговорим серьезно: вы любите Армана?
— До безумия.
— Ну, так, если бы вам предложили на выбор: или видеть его умирающим от удара шпаги, но так, как умирает честный человек, или видеть его живым, но опозоренным… Что бы вы выбрали для него?